Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Ил. 42. Юра Диверсант во время одной из своих многочисленных госпитализаций, середина — конец 1970‐х годов. Фото из архива А. Еганова (Музей Венде, Лос-Анджелес)

На протяжении многих лет Диверсант сохранял этот двойственный подход, объясняя хипповство в абстрактных, философских терминах и призывая к конкретным действиям: открытым письмам и организациям массовых встреч и небольших демонстраций. Он безусловно сыграл важную роль в организации единственного уцелевшего с тех времен хипповского ритуала: ежегодных встреч 1 июня в парке Царицыно. Он писал к этим встречам красивые призывы, стремясь передать суть советского хипповства, вновь и вновь возвращаясь к темам свободы, цветов, любви и хрупкости, а также безрассудства и веры в неизбежную победу:

Посмотри на небо и на звезды, наклонись к земле и вглядись в цветок, поднимись над речным обрывом и упади в воду… — ты услышишь свист ветра и попадешь в объятья иной стихии… Мы выступаем за уничтожение стереотипа мышления, ориентированного на насилие, собственность и власть, и верим, что победим — рано или поздно. Мы идем плечом к плечу и, думаю, внушаем друг другу безоглядное чувство[573].

В другом обращении он заменил коммунистическую риторику боевого братства христианской, хотя и без упоминания Библии:

Будьте как дети — говорит древняя заповедь. Мы не делаем их похожими на себя. Насилуя ребенка, вы сеете жестокость, вырастая, поражающую вас. И если святая простота ребенка станет для нас единственным ориентиром в бушующем море житейских невзгод, наш корабль Свободы и счастья не разобьется о прибрежные скалы насилия и ненависти и не потеряет среди волн отчаяния Берег Надежды[574].

Начиная с ранних 1980‐х он перешел от темы свободы/несвободы к теме сообщества/одиночества: «Объединим же наши усилия в общем движении гуманизации человеческих отношений, пусть не будет среди нас одиноких и несчастных, отчаявшихся и разочарованных, и тогда ты увидишь, как высыхают слезы на лицах обиженных и возвращается надежда в сердца забытых» (1978); «И сейчас из общего хора личных обид и жалоб все настойчивее слышится твердый голос солидарности и протеста» (ок. 1982)[575]. К началу 1980‐х у Диверсанта был личный, очень болезненный опыт знакомства с тем, что такое хрупкость, насилие и одиночество. Он был убежденным потребителем наркотиков, попав от них в серьезную зависимость, и то и дело оказывался в психиатрических больницах, где подвергался принудительному лечению от наркомании. Его также часто арестовывали и избивали на улице милиция и дружинники. Его приятели смотрели на него со смешанными чувствами: для одних он был настоящим безумцем[576], другие считали его опасным человеком, полностью разрушенным наркотиками[577]. Однако 89 человек, многие из которых относились к нему скептически, в 1982 году согласились поставить свои имена под обращением к американской молодежи, в котором он призывал к объединенному пацифистскому движению по другую сторону железного занавеса. (В своем журнале «Свобода» от 1988 года Диверсант утверждал, что под тем обращением подписались более трехсот человек, но это, учитывая существующие свидетельства, маловероятно[578].)

В другом тексте, датированном Диверсантом 1978 годом, когда Вторая Система уже была полностью сформирована, он сожалеет о том, что не все его соотечественники испытывают жгучее желание изменить мир: «Можно, конечно, забыть обо всем и думать, что все, что происходит, случается не с тобой, но как долго, ведь очередь дойдет и до тебя». Диверсант, в отличие от многих своих единомышленников, твердо придерживался милленаристской идеи о том, что «будущее за нами, и оно не заставит себя долго ждать, оно, взломав все бастионы насилия, лицемерно именуемого необходимым, перевернет последнюю страницу старого мира и проложит путь к новым, братским отношениям между людьми».

Ил. 43. Титульный лист самиздатовского журнала «Свобода» (1990 год, № 1/9). Из архива А. Еганова (Музей Венде, Лос-Анджелес)