Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Глядя на большую часть текстов Диверсанта, можно подумать, что они были гласом вопиющего в пустыне, однако в конце 1980‐х стали появляться манифесты других хиппи. Манифест 1986 года, написанный тремя людьми, известными как (Саша) Сталкер, (Дима) Генерал и (Лера) Воробей, призывает хиппи к действиям. Однако и из этого текста видно, что в Системе не было единого понимания того, какова ее цель. Сталкер и его компания осуждали пассивность (которую очевидным образом предпочитали некоторые хиппи) и психоделическую революцию (которая, по их мнению, была устаревшей и деструктивной), под религиозными знаменами призывая к творчеству и политической вовлеченности[579]. Молодой новичок-хиппи, присоединившийся к сообществу в 1988 году, вспоминал, как «старики» высмеивали его мечту (разделяемую его другом) изменить мир: они были слишком заняты совершенствованием своего эскапизма[580]. Для этого последнего поколения советских хиппи слово «свобода» имело другое значение. Сталкер в очерке, написанном в 1988 году, определяет «свободу» как основополагающую идею второй стадии хипповства (первая стадия — предхипповское состояние физической и психологической зависимости от государства и своих родителей). Система предлагает своим участникам именно внешнюю свободу — «свободу от семьи, работы и определенного места жительства». И только третью степень Сталкер считает высшей степенью хипповства. ЛЮБОВЬ (в оригинале именно так, заглавными буквами) — суть этой высшей степени. Однако, по его мнению, любовь несет в себе ответственность — долг оберегать то, что любишь, и приумножать любовь. Для Сталкера период эскапизма должен смениться временем творчества и действия[581].

Начиная с середины 1980‐х, как это видно из памфлетов и воззваний, идеология хиппи резко развернулась к пацифизму. Как уже было показано ранее, большинство хиппи приняли эту идею лишь частично: многие из них оставались советскими патриотами, которые в теории поддерживали военные действия, а также безусловно одобряли их, если речь заходила о Великой Отечественной войне. Однако в конце 1970‐х в мире случились два события: во-первых, Советский Союз вторгся в Афганистан, и страна получила свой собственный Вьетнам; эта параллель становилась все более очевидной по мере того, как боевые действия затягивались — и затянулись на последующие девять лет, и все больше солдат возвращались физическими и психическими инвалидами или в цинковых гробах. Зависимость от опиатных наркотиков, с которой приходили домой ветераны афганской войны, приблизила их к некоторой части сообщества хиппи, хотя и без заметного взаимовлияния[582]. Во-вторых, остатки альтернативной протестной культуры на Западе вновь воссоединились в громко заявившем о себе антиядерном пацифистском движении. Как минимум часть сообщества советских хиппи с интересом наблюдала за этим явлением и поспешила присоединиться со своей платформой к новой международной силе[583], но активно участвовали в этом лишь несколько человек. Очевидного противостояния в движении не случилось, что свидетельствовало о широком консенсусе в отношении политического пацифизма среди советских хиппи, пусть и с разными представлениями о том, должна ли эта тема быть в центре внимания и как широко ее следует обсуждать. Нынешнее сообщество хиппи, представленное несколькими сетевыми дискуссионными группами, расходится во мнении относительно того, как оценивать наиболее громкие голоса того времени. При этом в целом общая приверженность миру остается в силе, хотя и с тем же своеобразным отказом применять этот пацифизм к историческим событиям или сегодняшней жизни. (Этот вопрос вновь стал злободневным после российской аннексии Крыма в 2014 году и вмешательства в дела Восточной Украины. Большинство бывших хиппи приветствовали это, незначительное меньшинство выступило категорически против действий России в Украине[584].)