Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Не миновал хиппи и вызванный перестройкой всплеск публикаций. Теперь быть советским хиппи означало быть вовлеченным в общественную жизнь. В 1988 году манифест, написанный тремя художниками-хиппи, гласил: «На Западе бытуют теории, что хиппи ушли из общества, чтобы не быть замешанными и не способствовать милитаризации жизни и технократии… Хиппи Москвы и Ленинграда считают, что если человек живет на Земле — он отвечает перед своей совестью за все, что происходит на планете»[595]. В последние несколько лет существования Советского Союза публикации хиппи появились во всех крупных городах; хиппи даже пытались сотрудничать с официальной прессой. В 1989 году московских и ленинградских хиппи пригласили редактировать сентябрьский выпуск «Крокодила»[596]. В 1990 году в издательстве «Прометей» выпуск книги «Flower Power» авторства московских хиппи, среди которых был Диверсант, был отменен на стадии корректуры (неясно, по экономическим, политическим или каким-то иным причинам)[597]. Эти публикации имели двойную направленность: они были частью общей перестроечной тенденции писать альтернативную историю, в то же время занимаясь поисками новых направлений социалистической мысли. Система размышляла о себе самой и о своей истории, заново обращаясь к старой идее о том, что хиппи — свободные, невинные и хрупкие создания, одновременно являющиеся примером для всех остальных благодаря своей приверженности делу любви и мира. Это миссионерское сознание вновь выдвинуло на передний план одну из наиболее интересных сторон в идеологии советских хиппи: отношения между идеологическим окружением, в котором советские хиппи жили и чьи социалистические убеждения были в большей степени убеждениями их отцов и матерей, и идеологией, которую они приняли, решив назваться хиппи, и которая была (правильно или нет) определена всеми заинтересованными сторонами как западная молодежная. Конфликт поколений, или поколенческие разногласия, был основной движущей силой контркультуры 1960‐х (даже если в какой-то момент он был скорее воображаемым, чем реальным). Хотя на социалистическом Востоке встреча между старыми и новыми идеями была куда более сложной и радикальной, потому что не только сыновья, но также и отцы (или даже чаще — деды) считали себя революционерами.

ОТЦЫ И ДЕТИ

Термин «поколение» — один из ключевых для понимания политических и контркультурных потрясений конца 1960‐х — 1970‐х годов[598]. Концепт поколения мотивировал главных действующих лиц с обеих сторон — и отцов, и детей — и служил для них объясняющей схемой. В 1960‐х именно отказ от «родительских» ценностей объединил протестующих и контркультуру, преодолев разногласия между политическими активистами и сторонниками эскапизма. Сэм Бинкли (Sam Binkley) говорил, что неприятие родителей было основной движущей силой американских хиппи:

Это их уникальное сочетание гедонизма и морали зависело от того, как они относились к «разрыву поколений», который отделял их от старших: своей высокоморальностью хиппи проецировали всевозможные социальные и этические недостатки общества на своих родителей — на поколение, которое, пережив Депрессию и войну, хваталось за процветание и ценности среднего класса, как тонущие моряки за спасательный круг[599].

Очевидно, что эту модель можно только частично перенести на советскую реальность, как и на любую постсоветскую. Несмотря на все привилегии советской политической элиты, материализм не являлся основным пунктом в списке претензий молодых людей. Но тем не менее протестующая советская молодежь 1960–1970‐х тоже считала, что их родители заключили своеобразную «сделку с дьяволом», обменяв свободу на социальный статус, а справедливость на стабильность[600]. Чем более высокие позиции занимали родители, тем отчетливее была видна аморальность этой сделки. И поскольку многие хиппи росли в привилегированных семьях, их желание порвать с «враньем» своих родителей было довольно распространенным явлением.