Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию

Все непозволительное, с точки зрения правил общества, надевалось на себя: меха, старые тряпки, цепи, ценные украшения, изъеденные молью, некогда модные вещи, детали механизмов и электроники. Перемешивая мужское с женским, зимнее с летним. Тряпичное и железное, театральное и траурное, цветное и помоешное. Одним словом, окончательное нарушение всех законов вкуса и принятости в обществе — некое безумие, оргия — протест против обоснованных обществом серьезностей…[884]

Идеологически Дзен Баптист был бунтарем. Советские нормы подчеркивали приличие и аккуратность — как это ни смешно, именно эти ценности коммунисты 1920‐х высмеивали как буржуазные. Тем не менее с материальной точки зрения послание «все сгодится», опирающееся на «эстетику бедности», играло на руку экономике, которая была неспособна обеспечивать необходимое количество вещей правильного качества в определенное время — и одновременно производила слишком много ненужных вещей[885].

Советская система служила хиппи огромной барахолкой, блошиным рынком, скорее способствуя их эксцентричности, чем ей мешая. Во времена экономики позднего социализма намного проще было одеваться неподобающим образом, чем носить «приличные вещи». То же самое относилось к тому, как хиппи украшали свое жилье. Батоврин описывает обстановку своих друзей: «Я помню квартиру, где все было — стены, потолок, пол — выкрашено черной красной, по ней были нарисованы маленькие красные бабочки. Это было обязательно: люди выбрасывали всю мебель, оставляли матрас. Они психологически должны были себя отрезать от материального мира». В этой попытке избавиться от незатейливых, массового производства предметов советского быта и благосостояния (мебельных стенок из ДСП, ситцевых занавесок, однотипных стульев и раскладывающихся диванов) был, несомненно, определенный антисоветский порыв. Хотя отказ от всех этих предметов, безусловно, лучше вписывался в советскую реальность, чем тяга большинства населения к более качественным вещам. Как отметил Батоврин, «хорошая мебель, плохая — их [хиппи] это не интересовало, они это все или раздавали, или выбрасывали, оставляя себе очень аскетические условия. И кроме музыки у них ничего больше не присутствовало»[886].

Хотя эта радикальная антиматериалистическая позиция не вполне отражала хипповскую реальность в целом, она становилась все более заметной по мере того, как в хипповском движении одно поколение сменялось другим, расширяя его социальную базу и адаптируясь к ограничениям, в которых оно существовало. К концу 1980‐х «культ бедности» был общепринятой особенностью Системы[887]. Это проявление намеренной нестяжательности, которое так хорошо заметно в одежде хиппи, отлично сочеталось с советской материальной жизнью. Хотя джинсы было очень сложно достать, хипповская одежда вовсе не означала высокую моду, а ориентировалась на сшитую своими руками одежду и недорогие материалы, что сделало ее доступной даже для молодежи, живущей в менее благополучных странах. Точно так же фенечки — браслеты на запястье, сплетенные вручную из нескольких разных нитей или бисера, ставшие важным носителем хипповского кода, расцветали в обществе, не предлагающем много дорогих украшений. Их растущая популярность в качестве подарков другим хиппи и сочувствующим им была результатом удачного стечения обстоятельств: они легко сплетались, а все, что для этого нужно, — это несколько ниток; они выполняли хипповское требование — представляли предмет самодельного творчества; они использовались в качестве отличного средства коммуникации в хипповском стиле, поскольку были невербальными, но ясно несли послание любви и щедрости. И если у ранних хиппи фенечки попадались редко, то в конце 1970‐х они стали их общепринятым символом. Этнограф Татьяна Щепанская отмечает, что фенечки имели силу талисмана: они служили оберегом во время путешествий, а иногда, оставленные на перекрестке пути, являли собой своего рода жертвоприношение духам дороги[888].