Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Большая часть представителей советской творческой богемы (включая тех, которые работали на государственных предприятиях) вскоре начали выглядеть несколько хипповато, отпуская длинные волосы и вполне заметные бороды. Волосы как ничто другое превратились в показатель, отражавший множество оттенков лояльности советским нормам, поскольку можно было регулировать их длину, стиль и внешний вид. (И еще с ними можно было делать что-то в зависимости от ситуации: прятать особым образом под воротник куртки или под шляпу, находясь во враждебной среде, и открывать, когда это представлялось возможным[875].) Как бы ни хотелось властям сделать это признаком принадлежности или аутсайдерства, волосы различной длины не разобщали, а скорее объединяли советских хиппи с остальным обществом. К середине 1970‐х не только несговорчивые хиппи стали жертвами милицейской стрижки — западные издания стали публиковать истории студентов, пойманных по дороге на лекции из‐за своих слишком длинных волос и подстриженных под новобранца[876]. К концу десятилетия волосы, которые до этого считались недопустимым хипповским стилем, стали обычным явлением, как и брюки-клеш и рубашки-батники, которые под давлением потребительского спроса выпускались теперь отечественной текстильной промышленностью[877].

Волосы были не единственной «вещью», которая соответствовала специфике позднего социализма. В конце концов, в теории идеология хиппи была антиматериалистическим учением и строилась на отказе от вещей, а не на обладании ими. И то и другое соответствовало экономике дефицита. Материальная реальность позднего социализма и идеология хиппи функционировали в симбиозе, в котором обе стороны были полезны друг другу. Советским хиппи было легко перенять некоторые аспекты жизни западных хиппи. Отбросить обувь и ходить босиком — для многих советских молодых людей подобное поведение было чисто «хипповским». Коля Васин отсчитывал начало своего контркультурного пути с того момента, как он впервые услышал песню «Битлз», которая вдохновила его ходить по улицам босиком. Андрей Антоненко считал, что, раз он иногда ходит без обуви, он на 30 % хиппи[878]. Одной из первых массовых акций московских хиппи была прогулка босиком в 1969 году по улице Горького под изумленными взглядами прохожих[879]. Некоторые хиппи пошли еще дальше, полностью сбросив одежду. Компания Солнца тусила нагишом на даче Саши Липницкого, которая находилась в престижном поселке Николина Гора и принадлежала его отцу, известному частному доктору-гомеопату. Соседи довольно быстро пожаловались на беспорядки, и Липницким пригрозили исключением из кооператива[880]. Считалось, что чем меньше одежды, тем больше хипповства. (И некоторые советские хиппи зарабатывали на жизнь, позируя обнаженными перед студентами художественных училищ.) Отсутствие одежды символизировало и детскую чистоту, и состояние невинности в раю, а также заманчивое обещание секса. Так что присутствие обнаженной натуры в фильмах двух художников-хиппи не удивляет. Рижский художник-перформансист Андрис Гринбергс любил шокировать зрителей неумеренной наготой. Грег из Львова снимал сюрреалистические сцены, воспевающие раздевание и обнаженную натуру. Изображение голых хиппи, бегущих вдоль моря или вдоль стен, через которые они затем перелезают, символизирует его видение обнаженности как более естественного и аутентичного состояния людей[881].

Помимо всего прочего, с самого начала в хипповском сообществе, особенно в его религиозной части, раздавались голоса тех, кто ратовал за идеологический антиматериализм. Дзен Баптист, который был известен также как Брат Франциск, пропагандировал «эстетику бедности»[882]. Он развил эту идею в своем руководстве по шитью, например уверяя своих читателей, что пуговицы для хипповской одежды следует искать на улице, а не покупать. Это, с одной стороны, способствовало непотребительскому отношению к вещам, а с другой — отвечало хипповской вере в судьбу в целом. Поскольку «вещи» отражали внутреннее «я» хиппи (то есть даже неодушевленные предметы обладали субъектностью), этим вещам было суждено попасть «к их законному владельцу» в процессе, который только со стороны казался случайным, а на самом деле был предначертан судьбой. По сути, Дзен Баптист стремился превратить хипповские вещи в «невещи», чья товарная стоимость была сведена к минимуму или даже совсем исчезла в погоне за их духовным смыслом. Дзен Баптист также говорил своим читателям (слегка ошибаясь), что «джинсы на [западных] хиппи встречались крайне редко, и они были просто неприличны». Соответственно, он считал их «неприличными» по причине их недоступности для всех, за исключением молодых людей из элитных кругов[883]. В то же время он советует нарушать советские нормы хорошего вкуса:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология