Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Милиция могла рассчитывать на негласное или даже громкое одобрение своих действий со стороны большей части советского общества, которое, как это было и на Западе, считало длинные волосы прямым оскорблением личных вкусов. Парикмахер, выступающий в роли специалиста в пропагандистском фильме, одобряет физическое насилие в отношении молодых людей, которые не поддаются на его уговоры и отказываются от его услуг[867]. Сассь из Таллина вспоминает, что волосы считались слишком длинными, если за них можно было ухватить. Комсомольцы-дружинники разгуливали по улицам с ножницами, чтобы «наводить порядок»[868]. Большинство хиппи хотя бы раз в жизни сталкивались с принудительным обрезанием волос или даже стрижкой налысо, прежде всего потому, что обычно подвергались этому при помещении в психушку[869]. Семнадцатилетний Сассь был схвачен в парке в компании с другими длинноволосыми и острижен в детской комнате милиции. На его протестующие слова о том, что его длинные волосы могут быть чистыми и ухоженными, никто не обратил внимания[870]. Азазелло был еще младше, когда мать заманила его в парикмахерскую, где ему попытались укоротить волосы до длины, допустимой в школе. Он сбежал, наполовину остриженный, и больше не вернулся в школу. Азазелло вспоминал, что это был первый раз, когда «они всадили мне нож прямо в сердце». Спустя два года милиция схватила его накануне приезда президента Никсона в Москву, и он снова лишился своих волос, рыдая от стыда и злости. Еще дважды это случалось в 1980‐х, когда его помещали в психиатрическую больницу из‐за употребления наркотиков. Он вспоминал в интервью, что его волосы были «ниже пояса, знаешь, как росли — гормоны гуляют!» и что, когда он шел в душ, его «верхние волосы смешивались с нижними волосами»[871].

И все же несмотря на то что длинные волосы были безотказным индикатором того, в какой точке эмоционального спектра по отношению к властям находился человек, они говорили о чем-то большем, нежели стилевые разногласия с режимом. Во многом история длинных волос наглядно демонстрирует сложные отношения хиппи и позднего социализма. Длинные волосы нарушали правила, но, в отличие от материальных предметов, появлявшихся с Запада или черного рынка, у властей не было никаких идеологических мотивов за них преследовать. Конечно, естественность и хаотичность длинных волос свидетельствовали об их явно анархической природе, не говоря уже об исторических прецедентах среди революционеров, которыми так восхищался советский режим. Благодаря тем же самым длинным волосам, из‐за которых молодых людей часто таскали на стрижку в ближайшие пункты комсомольской дружины, их также приглашали сниматься в массовке в фильмы про жизнь Иисуса и тевтонских рыцарей или фильмы с современными уличными сценами, где хиппи были незаменимы. Вася Лонг вспоминает, как в ранние годы люди с «Мосфильма» шли прямо на Психодром, где набирали хиппи в статисты — 3 рубля за съемочный день (что означало пару бутылок всеми обожаемого портвейна). Так, однажды на «Мосфильм» позвали «самых волосатых и прикинутых» для съемок фильма «Это сладкое слово — свобода» о латиноамериканских террористах-подпольщиках[872]. Лайми и еще один участник группы «Волосы» были наняты «Мосфильмом» в качестве «американских» хиппи и снялись в сцене потасовки с полицией прямо на Пушкинской площади[873]. Некоторые хиппи, например Саша Иванов и его жена Нина Легошина, в 1980‐х стали настоящими профессионалами, поучаствовав в нескольких фильмах, среди которых «Ярослав Мудрый» (1981) и «Берег» (1983)[874]. Длинные волосы стали повсеместным явлением в 1970‐х, несмотря на все усилия властей. И конечно, вскоре не только массовка в советских фильмах выглядела как хиппи, но и сами создатели фильмов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология