Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Несмотря на свое изначальное предназначение быть практичными рабочими штанами, они, в сущности, выполняли только одну функцию — идентификатора и символа, воздействуя как на своего носителя, так и на его аудиторию. Они были джинсами, но также они были идеологией, чувствами, эмоциями и посланием. Джон Боулт забрал их с собой в Калифорнию, сохранив тем самым для потомков. Они стали экспонатом выставки Soviet Flower Power в Музее Венде в Лос-Анджелесе в 2018 году.

Шекспир привлекал много внимания своими джинсами, даже в Иерусалиме в 1990‐х, и именно в этом заключалось еще одно воздействие хипповских вещей на окружающих. Они являлись идентификаторами не только для самих хиппи, но и для внешнего мира. Как таковые, эти вещи тоже рисковали. Они выталкивали хиппи за пределы мейнстримного общества. Во времена позднего социализма уже не было тех идеологических интеллектуальных игр, в которые играл сталинизм. К мыслепреступлениям относились терпимо, однако видимые различия безжалостно пресекались. Поэтому настоящая приверженность хипповству проявлялась через хипповскую материальность. В своем руководстве по шитью Дзен Баптист рассказал байку из начала 1970‐х:

Идут как-то весной по «стриту» хиппи на «психодром». Клеша — шур-шур-шур, фенечки и колокольчики — динь-динь-динь. Через плечо сумки, кто-то играет на флейте, длинные «хайры» развеваются на ветру. Греет солнышко… И вдруг сзади два мента — по следу. «Пипл» ускорил шаг — менты не отстают. Вот опять «свинтят», вызовут по «матюгальнику» «упаковку». И опять дурдом и все лето пропадет. Народ побежал, а менты не отстают. Переулками, переулками, через забор, потом через сквозной парадняк, а те не отстают и даже нагоняют… Что делать? Все, повязали! Подбегают менты и говорят, запыхавшись: «Братья, мы свои, хиппи!» И показывают два пальца (victory). «Да какие вы хиппи, вы же менты!» Тут они снимают фуражки, а оттуда, распускаясь, высыпает длинный да роскошный «хаер», аж по пояс. Вот так и встретились[855].

Как видно из рассказа Дзен Баптиста, настоящий опыт получали те, кто выходил на улицу с колокольчиками и в клешах и не прятал своих длинных волос. Вы можете симпатизировать хиппи, даже если вы милиционеры, но без соответствующих вещей вы остаетесь просто их тайными сторонниками. Это серьезное различие существовало даже между близкими людьми, даже между родственниками. Сергей Москалев говорил про своего брата: «Он не был хиппи никогда. Он был интеллектуалом, он читал книги. Но, чтобы быть хиппи, нужно было обладать смелостью. Нужно было сказать: „А вот я надену такую одежду и отпущу волосы“»[856].

И в то же время сила хипповского послания могла переиначивать значение вещей, вырвав их из привычного контекста. Феномен провокативной апроприации больше известен в панковской среде, но он также распространился и на советский хипповский стиль, просто потому, что в ранние годы не было такой большой разницы между оппозиционными молодежными движениями. Некоторые московские хиппи первых лет помнят Андрея Лихана, который прославился тем, что якобы надел на празднование Первомая эсэсовскую форму, хранившуюся у его отца. Мы ничего не знаем об идеологических взглядах отца и сына Лиханов, но появление Лихана-младшего с нацистскими регалиями было встречено в хипповском окружении со смесью восторга и ужаса, поскольку являлось нарушением табу. После того как солист «Рубинов» Баски увидел постер группы The Who с предположительно фашистским крестом (неизвестно, была ли это свастика или Железный крест вермахта), он решил носить ботинки армейского стиля, а также одолжил у Лихана фашистский крест для своего концерта в Плехановском институте. В ходе концерта эти символы — самые антисоветские из всех существующих — заметили зрители, но никто не возмутился. Это вовсе не означает, что юные московские любители рока были нацистами. Но стремление к провокации против режима было сильнее, чем собственно значение фашистского креста. Между тем Лихан был жестоко избит во время майских праздников, сначала взбешенными советскими гражданами, а затем своим разъяренным отцом. Всем было известно, что нацистские знаки отличия являлись вещью, за которую система могла сурово наказать[857]. В глазах режима нацистская атрибутика представлялась символом фашизма, а не знаком юношеского непослушания. И конечно же, именно поэтому она была такой привлекательной.

МАТЕРИАЛЬНЫЙ СИМБИОЗ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология