Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Ил. 66. Джинсы и хиппи. Фото из архива Г. Зайцева (Музей Венде, Лос-Анджелес)


Хипповская сумка была нужна для того, чтобы перемещаться внутри первого для достижения второго. Что бы ни предпринимали советские хиппи, они всегда находились в рамках правил советского режима. Их собственная идеология определяла выбор ими моды, и точно так же советская реальность накладывала свой отпечаток на их материальную культуру. Большое количество разных видов сумок и такое же разнообразие придуманных для них терминов — все это говорило о том, что этот предмет был не только важен, но и необходим. Во-первых, сумка стала выражением самопровозглашенного наследования хиппи известной и уважаемой в русской культуре традиции, так как рюкзаки и котомки ассоциировались со странниками и паломниками. Сумка хиппи напрямую связывала их со странствующими мудрецами стародавних времен[847] — и давала понять, что ее владелец находится в духовном поиске, что было очень важным моментом для идентичности хиппи, особенно в Советском Союзе, где собирание информации по крупицам было любимым занятием всей нонконформистской молодежи. Однако в хипповской сумке важен был не только смысл. Она также была предметом необходимости. В записных книжках Дзен Баптиста говорится, что у самых первых сумок было два разных кармана для мелочей: маленький — для монет, побольше — для «пяточки» (так на сленге называли количество марихуаны, достаточной для двух людей). (Азазелло придумал еще более радикальный способ использования карманов, поместив туда шприц и косяк[848].) Также к сумке, чтобы дополнить визуальный образ хиппи звуковым, цеплялся колокольчик — предмет, который отсылал к детям и их восторгу при звуке колокольчика, а также намекал на присущий хиппи «менталитет пранкстера». У моделей сумок 1980‐х уже нет ни колокольчиков, ни карманов для хранения наркотиков, зато есть внутренний карман для хранения советского паспорта. Эта деталь, с одной стороны, отражала тот факт, что хиппи стали чаще путешествовать, превратив это в ритуал, а с другой — также символически обозначала их отношения с властями, общение с которыми неизбежно начиналось с проверки документов[849].


Ил. 67. Хиппи в полном наряде: самодельные джинсы, рубашки и сумки — дань уважения Западу и позднему социализму. Из архива Г. Зайцева (Музей Венде, Лос-Анджелес)


После появления на свет хипповские вещи обретали собственную жизнь. Из символов идентичности они становились символами истории советских хиппи. Их создатели продолжали жить в своих творениях. Сшитые Светой Марковой или ее ученицей Офелией хипповские штаны всегда были известны именно как таковые — это были «штаны Светы Марковой» или «штаны Офелии». Вещи, произведенные этими двумя легендарными портнихами, ходили по Москве еще много лет после отъезда или смерти своих создательниц. Хипповские вещи также часто служили «проповедниками». Дзен Баптист узнал про московских хиппи благодаря паре штанов, сшитых Светой Марковой. Его жена вспоминала, как он, выписавшись из психиатрической больницы, как-то «встретил на улице Азазелло и узнал, что ему шила Царевна-лягушка». В тот самый вечер он вернулся домой и сшил себе за ночь целый хипповский комплект[850]. Как вспоминал Гарик Прайс, где-то в конце 1970‐х он увидел на улице парня в очень красивых брюках — и таким образом узнал о существовании хиппи. Он выяснил, что эти штаны были сшиты (тоже) Царевной-лягушкой, и решил присоединиться к тусовке, в которой люди носили такие прекрасные стильные вещи[851].


Ил. 68. Джинсы, сшитые Светой Марковой для Алексея Полева (Шекспира). Из личного архива Дж. Боулта


Еще одна пара штанов, сделанная Светой Марковой, привлекла внимание Джона Боулта, слависта и историка-искусствоведа, когда он встретил бывшего московского хиппи Шекспира в Иерусалиме в 1990‐х[852]. Джон Боулт признал в них произведение искусства в традициях конструктивизма. Эти штаны с их подчеркнутыми карманами, коленями и бедрами (как и подобает одежде рабочих) играют с формой и назначением и добавляют дозу провокации в стиле шестидесятых изображением стрелки, направленной к промежности. Сзади изображены два пацифика[853]. Эти джинсы превратили еврейского мальчика Лешу Полева в советского хиппи по прозвищу Шекспир. Они придали уникальности его внешнему виду и в то же время прочно закрепили за ним место в тусовке. И, что еще важнее, они вышли за рамки того, чем они были, — просто штанами. Все эти вставки из кожи и сам их дизайн делали ношение этих джинсов весьма затруднительным делом[854]. Они были такими тяжелыми, что сползали с бедер худощавого Шекспира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология