Хипповская сумка была нужна для того, чтобы перемещаться внутри первого для достижения второго. Что бы ни предпринимали советские хиппи, они всегда находились в рамках правил советского режима. Их собственная идеология определяла выбор ими моды, и точно так же советская реальность накладывала свой отпечаток на их материальную культуру. Большое количество разных видов сумок и такое же разнообразие придуманных для них терминов — все это говорило о том, что этот предмет был не только важен, но и необходим. Во-первых, сумка стала выражением самопровозглашенного наследования хиппи известной и уважаемой в русской культуре традиции, так как рюкзаки и котомки ассоциировались со странниками и паломниками. Сумка хиппи напрямую связывала их со странствующими мудрецами стародавних времен[847]
— и давала понять, что ее владелец находится в духовном поиске, что было очень важным моментом для идентичности хиппи, особенно в Советском Союзе, где собирание информации по крупицам было любимым занятием всей нонконформистской молодежи. Однако в хипповской сумке важен был не только смысл. Она также была предметом необходимости. В записных книжках Дзен Баптиста говорится, что у самых первых сумок было два разных кармана для мелочей: маленький — для монет, побольше — для «пяточки» (так на сленге называли количество марихуаны, достаточной для двух людей). (Азазелло придумал еще более радикальный способ использования карманов, поместив туда шприц и косяк[848].) Также к сумке, чтобы дополнить визуальный образ хиппи звуковым, цеплялся колокольчик — предмет, который отсылал к детям и их восторгу при звуке колокольчика, а также намекал на присущий хиппи «менталитет пранкстера». У моделей сумок 1980‐х уже нет ни колокольчиков, ни карманов для хранения наркотиков, зато есть внутренний карман для хранения советского паспорта. Эта деталь, с одной стороны, отражала тот факт, что хиппи стали чаще путешествовать, превратив это в ритуал, а с другой — также символически обозначала их отношения с властями, общение с которыми неизбежно начиналось с проверки документов[849].После появления на свет хипповские вещи обретали собственную жизнь. Из символов идентичности они становились символами истории советских хиппи. Их создатели продолжали жить в своих творениях. Сшитые Светой Марковой или ее ученицей Офелией хипповские штаны всегда были известны именно как таковые — это были «штаны Светы Марковой» или «штаны Офелии». Вещи, произведенные этими двумя легендарными портнихами, ходили по Москве еще много лет после отъезда или смерти своих создательниц. Хипповские вещи также часто служили «проповедниками». Дзен Баптист узнал про московских хиппи благодаря паре штанов, сшитых Светой Марковой. Его жена вспоминала, как он, выписавшись из психиатрической больницы, как-то «встретил на улице Азазелло и узнал, что ему шила Царевна-лягушка». В тот самый вечер он вернулся домой и сшил себе за ночь целый хипповский комплект[850]
. Как вспоминал Гарик Прайс, где-то в конце 1970‐х он увидел на улице парня в очень красивых брюках — и таким образом узнал о существовании хиппи. Он выяснил, что эти штаны были сшиты (тоже) Царевной-лягушкой, и решил присоединиться к тусовке, в которой люди носили такие прекрасные стильные вещи[851].Еще одна пара штанов, сделанная Светой Марковой, привлекла внимание Джона Боулта, слависта и историка-искусствоведа, когда он встретил бывшего московского хиппи Шекспира в Иерусалиме в 1990‐х[852]
. Джон Боулт признал в них произведение искусства в традициях конструктивизма. Эти штаны с их подчеркнутыми карманами, коленями и бедрами (как и подобает одежде рабочих) играют с формой и назначением и добавляют дозу провокации в стиле шестидесятых изображением стрелки, направленной к промежности. Сзади изображены два пацифика[853]. Эти джинсы превратили еврейского мальчика Лешу Полева в советского хиппи по прозвищу Шекспир. Они придали уникальности его внешнему виду и в то же время прочно закрепили за ним место в тусовке. И, что еще важнее, они вышли за рамки того, чем они были, — просто штанами. Все эти вставки из кожи и сам их дизайн делали ношение этих джинсов весьма затруднительным делом[854]. Они были такими тяжелыми, что сползали с бедер худощавого Шекспира.