С первых дней движения у хипповской одежды не было владельцев в общепринятом смысле — хипповскими вещами было безусловно принято делиться. Модные атрибуты вроде хайратников
(повязок на голову), браслетов и сумок традиционно предлагались в качестве знака дружбы и производились именно с этой целью. Общность достигалась двойным путем: подарками и тем, что другой человек начинал быть на тебя похожим. Можно увидеть одну и ту же пару брюк и ту же расшитую блузку на Свете Марковой и на Офелии на разных фотографиях, сделанных в разных местах. Какая-то одежда становилась легендарной, например платье для беременных, перешитое Офелией из школьной формы (у самой Офелии детей не было), которое передавалось из поколения в поколение девушками-хиппи, пока его следы не затерялись где-то в конце 1990‐х, уже после смерти его создательницы[889]. Изначально бывший символом персональных связей и знаком дефицита хипповских вещей, обмен одеждой скоро превратился в ритуал. Дефицит обернулся достоинством, особенно когда в середине 1970‐х вторая Система начала кодифицировать многие хипповские реалии в хипповскую мораль. Галина Лисина вспоминает, что правила были довольно радикальны: «Было неприлично иметь больше одних штанов и больше одного свитера и одной футболки. Если у тебя было две пары штанов и у тебя кто-то попросил [одну] — нужно было делиться»[890].
Ил. 70. Азазелло в хипповском прикиде. Фото из архива А. Калабина (Музей Венде, Лос-Анджелес)
Подобные правила царили и в подмосковной коммуне, которой руководил Сергей Москалев: даже «дневные» гости должны были выкладывать все продукты на общий стол, где их делили и распределяли. В результате еды никогда не было достаточно, чтобы наесться досыта[891]
. И хотя в рассказах многих хиппи упоминаются невероятные лишения и голод, которые влекло за собой хипповство, они терпели, потому что считали это достойной платой за жизнь, дающую им больше свободы и удовольствий[892]. Для советских хиппи аскетизм был не просто выбором среднего класса — выбором, от которого можно было в любой момент отказаться, — а повседневной реальностью людей, живущих на обочине общества, которое даже для своей основной части поставляло только самое необходимое.Но поздний социализм не был для хиппи таким уж злом. На самом деле с материальной точки зрения он давал им больше, чем капитализм. И дело было не только в том, что поздний социализм обеспечивал работой (а значит, и минимальным доходом) даже тех, кто работать не хотел, но и в том, что жизнь была дешевой, потому что государство плохо следило за своей собственностью и потому что разница между теми, кто сторонился материальных благ, и теми, кто не мог их получить из‐за дефицита, была небольшой. Хиппи часто могли бесплатно пообедать в столовых, поскольку сотрудникам этих заведений обычно было лень гонять дармовщиков. Более того, эти сотрудники часто сами уносили продукты домой. Еще Советский Союз был таким местом, где можно было, собирая пустые бутылки или попрошайничая на улице (занятие, которое хиппи называли система «аск»
и которое означало плетение небылиц прохожим), заработать сколько-то копеек, которых хватало на бутылку портвейна и немного еды[893]. Это не было таким уж бесспорным для хиппи занятием и практиковалось не всеми и не повсюду. Но чем больше хиппи ощущали, что остальное советское общество — «это другие», и чем больше они считали себя жертвами преследований, тем больше им казалось, что врать людям не просто оправданно, но и справедливо, так как позволяет достичь баланса[894]. Конечно, система «аск» была не только необходимостью, но и забавной игрой, из которой хиппи выходили победителями над простодушными совками. Это был веселый сценарий, выворачивающий наизнанку обычную реальность, в которой хиппи обычно ощущали себя бессильными перед лицом объединенных сил государства и общества. Гарик Прайс считался королем «аска». Его особенностью было никогда не врать, а с серьезным выражением лица рассказывать людям правду про тяготы хипповской жизни:Меня назвали Прайс, потому что у нас была система «аска»
. Я был очень красивый в юности, а еще настоящим артистом, у меня это получалось изумительно хорошо, причем я еще никогда не врал, что тоже помогало. Если мы были с похмелья, то я говорил, что вот мы вчера перепили, а сегодня не на что опохмелиться, — и нам давали денег. И некоторые давали много денег! Если нам нужно было куда-то уехать, то говорили, что нам нужно уехать, и нам давали денег — даже больше, чем мы просили! Вот, а поскольку «прайс» у нас — не в смысле «цена», а в смысле «добыча», я и стал Прайсом…[895]