Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Поразительно много хиппи покончили жизнь самоубийством, исчезли без следа или погибли от наркотиков. Некоторые легендарные личности проявляли признаки психического расстройства. Хиппи, особенно те, которые экспериментировали с наркотиками, остро осознавали, насколько сильно рискуют потерять рассудок и даже жизнь. Дневники Азазелло полны намеков на собственную смерть и сумасшествие, проявляющихся, в частности, в автопортретах, где у него есть третий глаз, из головы растут странные штуки и вокруг сюрреалистические предметы. Вменяемость и в самом деле была расплывчатым понятием для тех, кто употреблял наркотики. Эксперименты с разными веществами дома и в психбольницах научили их тому, что сознанием можно управлять. Отношение хиппи к государству и властям часто было одновременно и беспечное, и параноидальное. С одной стороны, они легко и спокойно переносили психиатрические больницы, каждый раз выходя из них — и продолжая жить как раньше. С другой стороны, они считали, что государство способно проникнуть в их самое сокровенное внутреннее «я». Эта паранойя коренилась как в отсутствии у них чувства реальности, так и в их личном опыте, когда они испытали на себе самые крайние формы государственного насилия.

Сергей Большаков рассказал историю «управления сознанием», которая на первый взгляд выглядит неправдоподобной из‐за его параноидального и конспирологического изложения — в частности, в начале нашей встречи в январе 2012 года он упомянул кагэбэшную слежку. На протяжении всего интервью он постоянно давал понять, что неплохо разбирается в психиатрии (благодаря матери-профессору, а также потому, что одно время работал ассистентом лаборанта в психологической клинике Первого мединститута, где она преподавала), а также подчеркивал свое привилегированное положение в советской системе. Поэтому поначалу я отнеслась к этой истории скептически. Итак, однажды в 1977 году Сергею позвонила хиппи по имени Мелания и попросила встретиться с ней на Пушкинской площади — это было известное место хипповской тусовки. Он обнаружил там напуганную до состояния истерики девушку, которая поведала, что ее, ее жениха и нескольких приятелей по инициативе их родителей поместили в психиатрическую больницу, пребывание в которой вскоре превратилось в настоящий кошмар. В течение месяца они были лишены каких-либо контактов с внешним миром и даже друг с другом, им не позволялось читать или слушать музыку. Родители выкинули всю их хипповскую одежду и купили взамен тренировочные костюмы и кеды, лишив таким образом достаточно важных атрибутов их идентичности. Затем их компанию в количестве пятнадцати человек отвезли куда-то в неизвестное место в Средней Азии, где держали в изоляции. Там были издевательства, избиения и жесткая иерархия, их заставляли признаваться в собственном сумасшествии. Затем появился доктор Столбун, который пообещал, что вылечит их от тяжелой формы шизофрении. Под конец «лечения» все пациенты поверили, что они душевно больны — как в это уже верили их родители. Меланию, к ее удивлению, отпустили. Она объясняла это тем, что настоящим объектом «лечения» был ее бойфренд, сын советского генерала, работавшего в космической отрасли. Поэтому она вернулась в Москву, где сразу же обратилась к Большакову[1032].

Сергей Батоврин, вращавшийся в тех же хипповских кругах, но с начала 1980‐х годов не имевший контактов с Большаковым и проживающий в Соединенных Штатах уже больше тридцати лет, тоже знал про доктора Столбуна: «Он выполнял программу контроля над личностью, ставил разные эксперименты над живыми людьми. Ему давали из психиатрических больниц всяких хиппи, он их привозил в коммуны и пытал, над ними издевался и делал различные опыты для уничтожения личностей»[1033]. Большаков тоже считал, что это КГБ создал программу для изменения человеческой психики — его догадку якобы много позднее подтвердила мать, профессор психиатрии. Несколько месяцев спустя после того, как Мелания позвала его на помощь (безопасности ради он отправил ее во Львов), тот самый ее бойфренд, Миша Тамарин, вернулся в Москву и пытался уговорить других хиппи вступить в коммуну Столбуна, убеждая их, что они больны и нуждаются в исцелении. Но к тому времени слухи о докторе Столбуне уже распространились в сообществе хиппи, и Тамарин был подвергнут остракизму[1034].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология