Читаем Цветы, пробившие асфальт: Путешествие в Советскую Хиппляндию полностью

Также это все оказалось историей, которая меняет наше общее представление о том, что такое сопротивление репрессивным системам и контркультурные тактики, направленные против властей. На первый взгляд, граница между жертвой и притеснителем четко определена. Но при ближайшем рассмотрении уверенность в понимании того, где люди переходили от «нормального» к «ненормальному» и чью терминологию они использовали, исчезает. Вместо того чтобы показать систему однозначного доминирования, устанавливавшую нормы и институты, история советских хиппи показала мир субъективного опыта, в котором множество смыслов, желаний и страхов сосуществовали и взаимно пересекались друг с другом. Вместо того чтобы обозначить поляризацию между системой и ее жертвой, государственная система участвовала в этих взаимодействиях в качестве активного игрока. По многим причинам это не должно нас удивлять. Мир пациента психиатрической больницы всегда должен отличаться от того, как он выглядит с институциональной точки зрения, хотя историки так долго рассматривали безумие как поле боя между заранее заданными извне смыслами и институтами, что для субъективности оставалось мало места. В большинстве случаев историки были склонны принимать как данность институты, которые они изучали, не давая субъектам, находящимся внутри этих институтов, возможность на них воздействовать. И тем не менее, если посмотреть на «безумцев», играющих в «безумие», можно обнаружить удивительные формы оппозиционности: не отрицание, а переговоры о невменяемости, не спасение через притязание на вменяемость, а избавление через манипулирование субъективной реальностью. В конечном итоге это означало не победу или поражение одной из сторон, а разрушение самого театра боевых действий.

Глава 9

ГЕРЛА

Советская девушка-хиппи — непостижимое существо. Она живет преимущественно в тени своих более влиятельных приятелей-мужчин. Ее имена — настоящее и вымышленное — забываются быстрее, чем имена тех молодых людей, с которыми она вместе тусила и с которыми у нее были схожие увлечения. Она часто возвращалась к обычной жизни и исчезала из сообщества хиппи. Неизвестно, где она теперь. Замужество, смена фамилии, непримечательная карьера, едва заметное присутствие в социальных сетях — и она практически невидимка. Это так удивительно для движения, громко заявившего о равенстве. Это так странно для людей, веривших в свободную любовь между мужчиной и женщиной. И это так сбивает с толку, потому что все визуальные и устные исторические источники свидетельствуют о том, что советское сообщество хиппи не было гендерно однородным. Что случилось с девушками-хиппи? Это хипповская культура у них не прижилась или это они не прижились в хипповской культуре? Является ли их призрачность проблемой памяти, или для ответа на этот вопрос следует изучить роль, которую они в свое время играли в хипповском сообществе?

Первый вариант этой части был написан в 2015 году, когда я представляла его во время выступления в Школе славянских и восточноевропейских исследований в Лондоне (SSEES). Уже тогда я понимала, что мои наблюдения не имеют под собой твердой почвы. Культура памяти советских хиппи стремительно менялась. Снимался документальный фильм про хипповское сообщество, который, несмотря на все усилия, все равно получился историей, рассказанной преимущественно с мужской точки зрения. Все больше статей появлялось в российских онлайн-медиа, и в некоторых из них женщинам-хиппи уделялось много внимания. Но прежде всего, конечно, сказалась демографическая ситуация: начиная с 2015 года умерло много ярких мужчин-хиппи, особенно в Москве. И если раньше в социальных сетях (hippie.ru и domikkhippi.ru) звучали преимущественно мужские голоса, то потом общение переместилось на новые площадки (в первую очередь в Фейсбук), где преобладали женщины. В итоге теперь мои самые частые собеседницы — группа женщин-хиппи из Москвы, чьи дни рождения я отмечаю, кто комментирует мои (редкие) посты в Фейсбуке и кто в компании других хиппи в июне 2018 года отправился со мной на американское Западное побережье, на открытие выставки, посвященной советским хиппи, в Музее Венде в Лос-Анджелесе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология