Цветы в Пустоте. Книга 1

Он не дал Мартину договорить и просто обнял его, мелко дрожа. Согласно правилам этикета, это было далеко не самое вежливое приветствие старого друга после долгой разлуки, но Сильвенио в данный момент было просто не до этого. Признаться честно, ему вовсе не хотелось говорить о произошедшем – или говорить вообще. Сейчас ему хотелось только молча вдыхать умиротворяющий запах мяты от чужих-знакомых волос, прижиматься к теплому человеческому телу и ни о чем не думать.

Вообще ни о чем.

Так, в молчании, они провели остаток дня. Сильвенио не отходил от Мартина ни на шаг, пока тот в спешном порядке направлял свой корабль как можно дальше от созвездия Сирены. Руки миротворец вылечил ему магией. Потом Мартин отвел его на корабельную кухню, где отпаивал соком и предложил целый список имеющихся у него вегетарианских блюд, заявив с сочувствием, что он выглядит изможденным. Есть Сильвенио не хотел, но пил очень много, как будто боялся, что у него в любой момент могут отнять драгоценную жидкость. И все никак не мог убедить себя, что отнимать у него больше никто и ничего не собирается, что все кончилось, а Мартин, милый, добрый Мартин – только наблюдал за ним с неподдельным страданием и вздыхал. Но ничего не спрашивал.

– Если бы у меня было достаточно сил, я бы немедленно объявил им войну, – сказал Мартин только поздним вечером.

И это было уже после: после того, как они приземлились на Эль-Вират, где располагался ближайший официальный штаб миротворцев; после того, как Сильвенио три часа отмокал в горячей ванне; после того, как Мартин привел его в выделенную ему комнату; после того, как Сильвенио из этой комнаты сбежал и с разрешения Мартина поселился временно у него в кресле; после того, как Мартин потерял всякую надежду уложить Сильвенио спать, потому что тот боялся закрывать глаза.

– Почему? – спросил у него Сильвенио, подтянув колени к груди. – То, что я им попался… это только моя вина. Я не думаю, что война бы что-нибудь решила: насколько я понял, они развлекаются так со своими пленниками уже очень много лет.

– Да, – согласился миротворец и погладил его по голове, улыбаясь со странной грустью. – Я знаю, что это ничем бы не помогло. Скорее всего я бы просто погиб, или они разгромили бы весь мой флот, не приученный к военным действиям, а меня взяли бы в плен вместо тебя. Я все это знаю.

Сильвенио не вовремя вспомнил Аргзу, который никогда не сомневался в своей победе и уж точно не смотрел на превосходящие силы врага. Он просто шел и убивал или летел на корабле и убивал – разница была только в масштабах. Что ж, теперь-то можно было порадоваться, что времена всяческих рискованных мероприятий безвозвратно миновали.

– Тогда почему?

Голос Мартина стал совсем тихим, и Сильвенио так и не удалось разобрать, чего этот голос полон больше: страха, сочувствия или все же тщательно сдерживаемого гнева.

– Потому что ты поседел, Сильвенио…

Сильвенио этого не знал. Чуть нахмурившись, он включил голосовой командой в комнате свет и подошел к зеркалу.

Широкая серебристая прядка проложила себе путь сквозь яркую синеву.

– Неудивительно, – отозвался он тихо и больше ничего не сказал.

Мартин, вероятно, думал, что он все-таки заснет позже, потому что, поддавшись уговорам, вскоре лег сам и благополучно уснул. Сильвенио же продолжал сидеть в кресле, обняв колени руками, и слипающимися глазами упрямо смотрел в темноту: ему казалось, что если он позволит себе хотя бы ненадолго задремать, то проснется уже снова прикованным к стене, с нависающими над ним лицами Близнецов…

Ему бы хотелось сейчас лечь под бок к миротворцу, укрывшись одним одеялом, как они делали с Аргзой, но свой лимит бесцеремонности Сильвенио на сегодня уже исчерпал. Поэтому вместо еще одного акта невоспитанности он сидел в темноте и думал; он был бы счастлив остановить течение своих мыслей хотя бы на одну ночь, но, к сожалению, это было выше его сил. Мысли были разные. Он думал о конце, который встретила Хенна. Он думал о том, почему он постоянно вспоминает Аргзу и нельзя ли как-нибудь перестать вспоминать о нем вообще, потому что пора бы начать привыкать к жизни без Паука; он думал о том, почему Мартин с ним так добр и что делать, если он вдруг снова начнет проявлять прежние… чувства. Если он опять захочет его поцеловать – стоит ли выражать на это согласие? Мартин – не Хенна, ему не нужно постели с ним на одну ночь, ему нужно нечто большее, и, хотя Сильвенио дал бы ему все, что тот только потребует – в одну лишь благодарность за свое спасение, он был уверен: Мартин ничего требовать не станет, он может разве что попросить. Сильвенио не знал, готов ли сейчас к тем отношениям, которые может предложить Мартин. А может и не предложить. Как ему с ним себя вести? Как отблагодарить достойно и не обидеть при этом? Быть ли ему просто хорошим другом и при этом пресекать все попытки общаться теснее?