Цветы в Пустоте. Книга 1

И он не стал возражать: лишь кивнул и сам шагнул к миротворцу. Переулок, в который они забрели, все равно был пустынен: они уже почти дошли до посольства. А Сильвенио так хотелось поделиться хоть с кем-нибудь распиравшим его изнутри счастьем, что ждать до возвращения в свою комнату он уже не мог. Пусть это случится прямо сейчас и прямо здесь, решил он. Мартин подошел совсем близко, взял его за руку. Чего же ты ждешь, хотелось сказать Сильвенио. Счастье в нем требовало немедленного выхода, а Мартин почему-то все медлил и медлил, и Сильвенио не решался потянуться к нему сам, потому что это было бы…

Он не успел закончить мысль: Мартин прильнул к его губам своими, и он с благодарностью ответил. Наверное, этот поцелуй мог быть куда волшебнее, если бы стал для него первым, но и так получилось достаточно хорошо. Ничего особенного, никаких дополнительных ощущений вроде участившегося пульса или сбитого дыхания, и, пожалуй, на самом деле это вполне можно было заменить простым объятием – с тем же эффектом. Его разум, привыкший каталогизировать, фоново сопоставил, что с Аргзой целоваться всегда вроде бы было как-то по-другому, но более точных данных не предоставил, так что полного анализа не получилось. Мартин, однако, казался довольным. Секунд через десять эйфория закончилась, и Сильвенио заскучал. Но, раз Мартину нравилось, поцелуй он разрывать не стал.

Так они стали ближе. Мартину нравилось его целовать, а Сильвенио нравились объятия, – таким образом, удовольствие получали оба. Ничего больше не изменилось: миротворец не настаивал ни на дальнейшем развитии отношений, ни на срочном отлете. Все так же неторопливо, все в том же спокойном темпе они изучали расписания дальних туристических рейсов, продумывали, что взять с собой в долгий путь, ходили по городу, взявшись за руки, неспешно целовались в тени парковых аллей и долго беседовали вечерами на самые разные темы.

Что бы потом ни случалось, как бы ни менялись сам Сильвенио и его жизненный путь, позже он всегда вспоминал этот период с неизменной теплотой. Иногда, в особенно ненастные дни, когда становилось так плохо, что хотелось выть от отчаяния, он переносился разумом на мирные улицы Эль-Вирата, и ему становилось чуточку легче. Он старался не вспоминать лишь тот печальный оттенок неизбежности, который довлел над его сердцем все это время.

Только однажды Мартин дал ему знать о своих истинных желаниях: одним утром, проснувшись, Сильвенио обнаружил, что друг недвусмысленно склонился над ним. Судя по расширившимся зрачкам и учащенному дыханию, думал Мартин явно не о вегетарианском меню открывшегося в городе нового ресторана. Похоже, никаких активных действий он предпринимать пока не собирался, терпеливо ожидая его пробуждения, но Сильвенио очень хорошо видел, чего стоило ему это терпение.

– Доброе утро?

Мартин чуть ли не впервые не отозвался на приветствие. От него веяло неприкрытым желанием. Сильвенио машинально вжался спиной в простынь, борясь с порывом его оттолкнуть.

– Сильвенио. – Даже голос у миротворца был более напряженным, чем обычно, и в то же время каким-то тягучим, грудным. – Я знаю, что слишком быстро перехожу к… У вас, наверное, на это уходят годы, и, поверь, мне ужасно стыдно, что я себя так веду, но… я не могу так больше, Сильвенио. Ты – ты позволишь мне?…

Он закусил губу, вжимаясь в постель еще больше. Мартин рискнул к нему прикоснуться: бережно откинул одеяло, погладил по плечу, по груди. Сильвенио задрожал, сам не зная почему. Что-то смутно мелькнуло в памяти, как забытый кошмар: алые глаза, золотые волосы, руки, испачканные серебром… Аргза, хозяйски целующий его в шею.

– Позволь мне, пожалуйста, позволь мне… – лихорадочный шепот Мартина вызывал толпы мурашек по коже. – Я не причиню тебе боли, ты же знаешь, я никогда, ни за что не сделаю тебе больно. Ты можешь даже ничего не делать. Я хочу только… только… Позволь мне, ладно?

– Не надо…

– Тебе нечего бояться, я позабочусь обо всем, я сделаю тебе хорошо… сделаю хорошо нам обоим…

– Мартин! – Он уперся в его грудь ладонями и повторил уже тверже, глядя ему в глаза: – Не надо. Если у меня наконец-то есть возможность выбирать… то мой ответ – нет.

Несколько секунд Мартин молча смотрел на него, словно бы не вполне осознавая смысл сказанного. Потом отстранился и сел на самом краю постели, криво, невесело улыбнувшись. Повисло неловкое молчание.

– Прости меня, – заговорили они одновременно.

Сильвенио кивнул, давая ему право высказаться первым. Мартин повернулся к нему, улыбаясь все так же печально.

– Прости. Я не должен был, я знаю. Просто ты такой… такой красивый. Я не сдержался. Но я все понимаю, и впредь себе подобного не позволю, обещаю. Ты и без того терпел мои поползновения слишком долго. Мне с самого начала не стоило питать надежд.

Сильвенио сел в кровати и решительно обнял его сзади, уткнувшись лбом в плечо.