Цветы жизни (СИ)

Передо мной был простой старик, внушительного вида жизненной потрёпанности. Вечно не торопливый и спокойный в своей увядающей силе и не увядающей власти настолько, что многие здесь обходили его стороной, не желая якшаться даже по мелким делам. Мне же повезло привлечь его внимание тем, что в один день я спас его в столовой от самой дурацкой смерти — он подавился дрянной косточкой. Хотя и прежде он зачем-то приглядывался ко мне, держась на расстоянии. А так, наверное, судьба свела — не иначе!

Из статей ничего особо страшного в сравнении с деяниями местного контингента не имелось — организованная преступность. Звучит внушительно, но, насколько я слышал, на деле всё было не столь масштабно, как можно было подумать. Слава его уже давно померкла, так что мало кто мог внятно объяснить, откуда идёт всеобщий страх перед этим человеком. На инстинктивном уровне и я его побаивался в начале, избегая пристального и мало чем оправданного внимания к своей персоне, но не так страшен чёрт, как его малюют.

— А чего вы ждали? Что я буду сидеть перед ней, точно кол проглотив? Она приходит увидеть Бена Соло. Пришлось отсыпать ей хотя бы горстку эмоций.

— Она и её не заслужила, — сказал он с королевской уверенностью и презрением. — А ты совершенно напрасно сомневаешься в своей способности судить об её реакции.

— Сколько мы уже общаемся, а я до сих пор не понимаю, откуда вы берёте такие выводы. Я всё доходчиво объяснил ей, но это не значит, что я могу предвидеть её ответ.

— О, ну конечно можешь, Кайло! — расслабленно протянул он, словно скидывая карты в настольной игре. — Уж кого-кого, а свою мать-то ты точно в силах понять от и до, иначе как ты собираешься жить дальше?

— О чём вы?

Водилась за Сноуком такая дурная привычка, на первых порах знакомства часто выводящая меня из себя — не договаривать или говорить загадками. Вроде и не сказать, что он умничал в такие моменты — было бы перед кем! Несмотря на то, что у него имелся круг так называемых сторонников и доверенных лиц, беседы мы с ними вели всегда один на один. Так что, скорее, он мудрствовал, оставляя мне клевать крошки, отсыпанных им жизненного опыта и знаний. Сейчас же он расщедрился на то, что сам собрал просыпанное и принялся кормить меня, нерадивого птенца, с ладони.

— Они с отцом не нашли тебя тогда, когда ты жил на улице. По-твоему что-то изменилось сейчас?

Я тщательно пережёвывал пищу для ума, но всё ещё не догонял, о чём он.

— Ты для них потерян, Кайло, — положил он мне в рот последний кусочек житейского пазла, тщательно раскрошив, чтобы лучше усваивалось. — Ты желал потеряться, и это случилось. Ты знал их обоих слишком хорошо, что рассудил так, как рассудил в свои тринадцать. Подобные решения отличаются особой продуманностью.

— Вам откуда знать?

— Не рычи, — пропел он со смешком, точно бросал обглоданную кость толпе голодных псов, лающих у его ног. — Не все люди, что способны тебя понять и принять, шли по жизни тем же путём, что и ты. Было бы превеликой глупостью с твоей стороны, останься ты на уровне беспризорника, верящего только таким же, как ты сам. Мир куда больше, чем твоя разбредшаяся волчья стая.

— Я давно уже не ребёнок!

— Да. И потому понимаешь, что всех здешних обитателей привели сюда разные тропы, которые не стоит даже браться сравнивать. Я не могу сказать, что знаю больше твоего, лишь оттого, что старше тебя — я знаю нечто иное, отличное от твоего багажа. Это я могу утверждать наверняка, так как шёл по жизни тропою… более широкой, нежели ты. Хотя, признаю, что ты на своём пути держался весьма достойно! — закончил он мысль, смакуя её и одобряя что-то во мне, чего я сам в душе сторонился.

— Убийство человека — это вы называете «держался достойно?» — фыркнул я и отвернулся, подставив лицо сентябрьскому солнцу.

— Ещё скажи, что ты раскаиваешься, и тогда, будь уверен, я засмеюсь в голос! — гулко хохотнул Сноук, заставив меня поморщиться.

— Вы меня не знаете, — я принялся перерезать нити его уверенности во мне, но они магическим образом, как это всегда бывало, вновь вырастали, подобно вездесущим живучим сорнякам, от которых так просто не избавишься. — Только факты, из которых вы вольны слепить кого угодно в своём воображении, но не только не меня настоящего.

Я кутал от чутких глаз и ушей этого человека своё всевозрастающее сомнение в себе тонкой вуалью бравады и оскала, сквозь которую он — я это чувствовал кожей, — видел своими блекло-голубыми глазами неумело припрятанную истину. Правду, сокрытую от него столь же надёжно, сколь и ребёнок, «спрятавшийся» забравшись под одеяло.