— Он живёт сейчас в Европе и приехал… — промямлила она, стыдливо опустив взгляд, причём я так и не уловил, перед кем из нас двоих она испытывала стыд. По её неуютной позе и тому, как она мелко елозила на стуле казалось, будто бы перед нами обоими, что не свела нас раньше.
Тут Люк перехватил инициативу, махнув сестрице на трубку у неё в руках. Та, помешкав пару секунд, передала её, и я услышал приятный, не слишком низкий, но глубокий голос:
— Я приехал к тебе, Бен. Познакомиться и узнать тебя.
От таких новостей мои совиные глаза только чудом не вылезли из орбит. Сказано это всё было предельно серьёзным, вовсе не юморным или издевательским тоном и с соответствующим видом.
— И с чего вы взяли, что мне оно надо? — я искренне хохотнул, не утрачивая при этом холода во взгляде; цирк и дурдом в одном флаконе! — Время и место для знакомства вы выбрали самое подходящее — ничего не скажешь!
— Буду честен. Со мной связалась твоя мать, объяснила, что случилось, — к моему уважению он открыто признал, что присутствует здесь вовсе не по своей инициативе. И правда, с чего бы ему скупиться со мной на честность? Жил себе не тужил неведомо в каких краях, как вдруг милая сестричка вдруг взяла и ударила исподтишка новостью о давно забытом племяннике, воззвав к дремавшей много лет совести. О чём мать только думала, притащив его сюда? Сама не рада тому, что видит, глядя на меня, так ещё и другим жизнь моей избитой и изрезанной рожей решила подпортить. Да-а-а… Дядя хоть и чужак, а всё же жалко его. Ладно, мама, но ему-то здесь точно было не место.
— Так вы моя псевдосемейная «скорая» помощь? Ради бога, не утруждайтесь. Вы по всем фронтам опоздали. Верните ей трубку, а сами летите обратно… откуда вы там прилетели, — я перевёл взгляд к матери, подыскивая слова, чтобы отчитать за то, что пришла сама и привела мне на потеху с собой «подмогу», но Люк не спешил исполнить мою просьбу.
— Ты ненавидишь нас? — спросил он вдруг предельно спокойно и прямо, но я ни на миг не растерялся, сиюсекундно отразив атаку.
— За что?
— Я не спрашивал тебя о причине. Только о самом действии. Ненавидишь?
— А вы считаете, нет ничего хуже ненависти? Что, если я скажу, что мне плевать на всех вас? — при всей бесполезности разговора, скуку он, однако, развеивал на ура. Прости, дядюшка, но я не виноват в том, что ты позволил ей притащить себя сюда. Вот и расхлёбывай теперь то, во что зачем-то вписался!
— Тогда я рискну не поверить тебе и постараюсь дать возможность взглянуть на свою жизнь и своих родных другими глазами. Теми, какими ты смотрел на свою уличную семью.
Вот только этого мне не хватало! Ещё один всезнайка нашёлся! Ну, Сноуку-то простительно, он и постарше будет, и мою историю знает из первых уст, чтобы судить о таких вещах. А у этого разве что глаза кажутся старческими, да и то, только из-за печали, той, что не выплачешь. В целом же, услышать истину из его уст я никак не ожидал.
— Вы ничего об этом не знаете.
Теперь Люк опустил взгляд на манер моей матери — виновато и с извинением, словно собирался исполнить запрещённый приём. Так оно вышло: дядюшка внезапно нанёс удар по мне ниже пояса…
— Бен… Я встречался с твоей Рей, в приюте.
— Когда? — похолодел я, выпалив слова быстрее пули. Она-то ему на кой ляд сдалась? Ладно, я, племянник как-никак. Да и как он прознал о ней?
— В прошлую пятницу и приходил к ней всю эту неделю. Она чудесный ребёнок, и про тебя рассказывала мне много интересного и не менее прекрасного. Ты её гер…
— Только посмейте обидеть её! — вспылил я, толком не разобрав, из-за чего конкретно; ничего открыто враждебного в речах дяди не было, но неизвестность его намерений в отношении Рей чертовски злила и пугала: — Я вас из-под земли достану! И из-за решётки, будьте уверены! — конечно, он мог покопаться в моей истории поглубже, расспросив всех её запоздалых судей-свидетелей, но чтобы добраться аж до Рей! Да и зачем, самое главное?!
— Прости за прямоту, но ты звучишь сейчас в точности, как старший брат, — подлец по-доброму улыбнулся мне, обезоружив.
— Так вот чем вы сейчас занимаетесь? Это ваш способ узнать меня получше? Из третьих уст? — место удара всё ещё болело. — Ладно, проверьте сколько правды в словах ребёнка, только учтите, что вы говорили с человеком, который и в людях пока не умеет толком разбираться.
— Ты правда о ней так думаешь?
— Я это знаю. Ей всего девять.
Конечно, знаю. Если бы моя… Чёрт! Даже в мыслях не могу привыкнуть к выкраденному у меня местоимению. Если бы Рей знала меня чуточку лучше, видела больше, чем было доступно её детскому затуманенному сказками взору, то наверняка бы и с крыльца в тот памятный день не встала и не попросила бы «хочу с тобой!» Чем стал для неё выбранный путь в итоге? Дорогой от дверей дома до приюта, и это я проводил её от врат одной кошмарной жизни к порогу другой, но такой же. Перекупщик страданий!