— Не произносите этого! — попросил я, дойдя до главной мысли, и не желая её ни принимать, ни слышать.
— Ты один. И именно на этом поле растут все твои страхи, надежды и домыслы. Не о жизнях тех, кто тебе однажды был дорог. Ты не знаешь, доживёшь ли до окончания своего срока…
— Никто не знает, доживёт ли он.
— Неправда. Я знаю, что пройдёт одиннадцать лет, и я выйду на свободу.
Спорить, что уверенность ещё не есть знание, я не стал, влекомый новым разящими истинами.
— Ты уповаешь на встречи в своей жизни, которые могут так и не состояться, на эмоции от них, которые тебе, вероятно, и не доведётся испытать. Надеешься на абстрактное лучшее, что-то, что поможет тебе пережить все эти годы. Вот только реальность такова, что чудес в ней ничтожно мало. Я тебе помог, когда тебя исколошматили в душевой и поставили раком, а ты помог мне в столовой с той косточкой в горле. И после этого ты упорно продолжаешь верить не в людей, а в безликое чудо? Что касается домыслов — тут всё ещё плачевней. Не знаешь, что ждёт тебя завтра, и не желаешь даже набросать примерный план. Ты ходячая растрата безудержной энергии, бьющей фонтаном во все доступные направления. Думаешь, град ударов, который ты призываешь на свою голову, способен встряхнуть тебя, точно выбить пыль из залежавшегося коврика? Друг мой, с такими «высокими» запросами долго ты тут не протянешь… Молодость продлиться недолго, и раз уж тебе суждено провести часть её в этих стенах, то не лучше ли потратить драгоценное время с пользой? Тебя учат здесь играть по правилам, но ты достаточно силён для того, чтобы их устанавливать. Не научишься этому здесь и сейчас, и с чем ты тогда выйдешь? Какой багаж знаний рассчитываешь отсюда унести? Как махать кулаками и тот лепет из книжек, что ты читаешь? Брось! Вновь вопрос реальности, где тебе пригодится куда больше знаний и сил, нежели ты сможешь почерпнуть из потасовок и времени в стенах здешней библиотеки. Признайся уже, что ты получаешь от устраиваемых драк, кроме гематом и рассечений?
Увлечённый голосом, шёлковым касанием зализывающим раны на сердце, я смотрел перед собой рассеянным взглядом, утопая в увядающей зелени истоптанного газона.
— Я привык жить в лишениях, — просипел я, точно скуля, и безуспешно вспоминая момент, когда у меня ребёнка, человека, было всё, в чём я нуждался; на миг перед внутренним взором проскочил образ Рей в моих объятиях, но я прогнал его также быстро, боясь, что его ненароком коснётся нечто дурное, разрастающееся во мне день за днём. — Если в жизни не будет боли, то это будет уже не моя жизнь.
— Такая «зона комфорта» опасна для жизни… — поучительно отметил старик чёрной шуткой.
— Без вас знаю. Умел бы жить по-другому — жил бы, — беззлобно огрызнулся я, вглядываясь в свои избитые, не успевающие заживать костяшки пальцев.
— Всё впереди, Кайло, — то, что было похоже на подбадривание, звучало непривычно свежо и приятно. — Ты научишься и этому, и всему, что поможет тебе твёрдо стоять на ногах в самых страшных обстоятельствах. Придёт время — глазом моргнуть не успеешь! — когда твоя рука не дрогнет, а твои оппоненты в драках станут не более чем жертвами, молящими о пощаде.
— Так вот зачем я вам нужен? — протянул я с неожиданной беспричинной грустью. — Советуете забыть о прошлом, когда сами только по нему и судите? Думаете, раз я убил раз, то сделаю это для вас снова? Нет, — дёрнул я головой, точно вытряхивал воду из заложенных ушей, — с этой дрянью не ко мне. Если из-за этого я ваша мишень, то разочарую: вы бьёте сильно, но мимо цели, — мне было плевать, если после этого я лишусь его протекции — оно того не стоило.
— Увидим, Кайло. Увидим…
====== Глава 10. Мои надежды. ======
Мой прогноз касаемо поступка матери вскоре сбылся ровно наполовину, так как Лея решила устроить мне неприятный сюрприз. Во-первых, тем, что пришла сама, когда я просил её об обратном, во-вторых, пришла не одна…
Я сел на неизменное место встречи и привычно подхватил трубку с подставки, торопясь утолить своё любопытство и унять раздражение.
— Кто это? — стрельнул я взглядом на незнакомого мужчину рядом с ней. Сердце на миг радостно встрепенулось. Господи, неужели матушка, наконец-то, образумилась и бросила отца, заведя себе нового хахаля? С виду мужичок ухоженный и даже приятный. Смотрит на меня с вежливым вниманием, чуть нахмурившись, но без скрытой злобы, скорее, выжидает моего возможного выпада в его сторону. И правильно делает: со мной только так и можно общаться — приготовившись на всякий пожарный к словесному презрению и брани, хотя при Лее я всё же фильтровал то, что вылетало из моего рта. Интересно, что мать ему про меня рассказывала?
— Бен, это твой дядя. Люк Скайуокер. Ты ведь помнишь его?
— Помню? — из хмурой позы мои разбитые и взъерошенные брови удивлённо скакнули вверх, прочь от округлившихся глаз. — Ты про голое знание, что у тебя есть брат, живущий у чёрта на куличиках? Тогда да, помню.