Цветы зла

Сегодня вечером, полна истомы нежной,
Луна не может спать; не так ли, в забытьи
Лаская контуры грудей рукой небрежной,
Томится девушка, тоскуя о любви.

Луна покоится среди лавин атласных,

Но, в долгий обморок меж них погружена,
Все бродит взорами в толпе теней неясных,
Чьих белых венчиков лазурь еще полна.

Когда ж на землю к нам с небес она уронит

Украдкою слезу, ее возьмет поэт
И на груди своей молитвенно схоронит

Опал, где радуги мерцает бледный свет;

Презрев покой и сон, он скроет, вдохновенный,
От Солнца жадного осколок драгоценный.

Перевод Эллиса

LXV Кошки

Ученые, влюбленные, уже изведав
Период юности, в немолодые дни
Высоко чтут котов, и зябких, как они,
И так же, как они, спокойных домоседов.

Коты – поклонники и похоти и знанья

И любят тишину и ужас темноты,
И, если б не были столь гордыми коты,
Эреб их сделал бы гонцами мирозданья.

Коты заимствуют, мечтая, позы сна,

И удлиненные, и полные гордыни,
У сфинксов, грезящих в безбрежности пустыни;

Их шерсть магических и быстрых искр полна

И в их глазах, неясно, как зарницы,
Мерцают золота мистичные частицы.

Перевод А. Лозиана-Лозинского

LXVI Совы

Зеницей нацелясь багровой,
Рядами на черных березах,
Как идолы, старые совы
Застыли в мечтательных позах.

И с места не тронется птица,

Покуда, алея, могила
Не примет останков светила
И мрак над землей не сгустится.

А людям пример их – наука,

Что двигаться лишняя мука,
Что горшее зло – суета,

Что если гоняться за тенью

Кого и заставит мечта,
Безумца карает – Движенье.

Перевод И. Анненского

LXVII Трубка

Я – трубка старого поэта;
Мой кафрский, абиссинский вид, —
Как любит он курить, про это
Без слов понятно говорит.

Утешить друга я желаю,

Когда тоска в его душе:
Как печь в убогом шалаше,
Что варит ужин, я пылаю,

Сплетаю голубую сеть,

Ртом дым и пламя источаю
И нежно дух его качаю;

Мне сладко сердце в нем согреть

И дух, измученный тоскою,
Вернуть к блаженству и покою.

Перевод И. Анненского

LXVIII Музыка

Порою музыка объемлет дух, как море:
О бледная звезда,
Под черной крышей туч, в эфирных бездн просторе,
К тебе я рвусь тогда;

И грудь и легкие крепчают в яром споре,

И, парус свой вия,
По бешеным хребтам померкнувшего моря
Взбирается ладья.

Трепещет грудь моя, полна безумной страстью,

И вихрь меня влечет над гибельною пастью,
Но вдруг затихнет все —

И вот над пропастью бездонной и зеркальной

Опять колеблет дух спокойный и печальный
Отчаянье свое!

Перевод И. Анненского

LXIX Погребение проклятого поэта