Цветы зла

Там были странные лица мужчин и женщин, отмеченные знаком роковой красоты, и мне казалось, что я их уже видел в какие-то времена и в каких-то странах, но не мог точно вспомнить, в каких; они внушали мне скорее братскую симпатию, чем страх, возникающий обычно при виде неизвестного. Если бы я попытался определить как-нибудь странное выражение их взглядов, то я бы сказал, что никогда не видел глаз, более ярко горящих отвращением к скуке и неумирающим желанием чувствовать себя участником жизни.

Садясь за стол, мы были уже с моим спутником старыми и добрыми друзьями. Мы ели, мы пили без меры всевозможные удивительные вина, и, что не менее удивительно, через несколько часов мне казалось, что я был не менее трезв, чем он. Между тем мы прерывали в разные сроки наши частые возлияния ради игры, этого сверхчеловеческого удовольствия, и я должен сказать, что, ставя с ним на одну карту, я проиграл свою душу с поистине геройской беспечностью и легкомыслием. Душа – вещь столь неосязаемая, столь часто бесполезная, а иной раз и стеснительная, что я испытал при этой утрате меньшее волнение, чем если бы обронил на прогулке свою визитную карточку.

Мы выкурили не спеша несколько сигар, ни с чем не сравнимый вкус и аромат которых будили в душе тоску по неведомым странам и радостям; и, опьяненный всеми этими наслаждениями, я схватил наполненный до краев бокал и в порыве фамильярности, не бывшей ему, по-видимому, неприятной, осмелился воскликнуть: «За ваше бессмертное здоровье, старый Козел!»

Мы беседовали также о вселенной, о ее сотворении и грядущем разрушении; о великой идее века, то есть о прогрессе и способности совершенствования, и вообще обо всех формах человеческого самообольщения. По этому вопросу Его Светлость был неистощим на легкие и неотразимые шутки, причем он выражался с такой приятностью и произносил самые забавные вещи с таким спокойствием, какого я не встречал ни у одного из самых знаменитых говорунов человечества. Он разъяснил мне нелепость различных философских систем, властвовавших доселе над умами людей, и соблаговолил даже доверить мне несколько основных положений, пользование и владение которыми я не считаю возможным разделить с кем бы то ни было. Он нимало не сетовал на дурную славу, которой он пользуется во всех частях света, убеждал меня, что сам он – лицо более всех заинтересованное в разрушении суеверия, и признался мне, что он испугался за свою власть только единственный раз, а именно в тот день, когда ему довелось услышать, как один проповедник, более тонкий, чем его собратья, воскликнул с кафедры: «Дорогие братья, когда будут превозносить перед вами успехи просвещения, то не забывайте, что лучшей уловкой Дьявола было бы убедить вас в том, что его не существует».

Воспоминание об этом знаменитом ораторе естественно привело нас к вопросу об академиях, и мой странный собеседник заявил мне, что он много раз не гнушался направлять перо, речь и совесть педагогов и что он почти всегда присутствует лично, хотя и невидимо, на всех академических заседаниях.

Ободренный столькими проявлениями благосклонности, я спросил у него новостей о Боге: не виделся ли он с ним последнее время? Он ответил мне с беспечностью, в которой сквозила известная грусть: «Мы раскланиваемся при встрече, как два старых джентльмена, у которых, однако, врожденная вежливость не в состоянии вполне заглушить память о старинной вражде».

Едва ли Его Светлость давал когда-либо простому смертному столь продолжительную аудиенцию, и я боялся злоупотреблять его добротою. Наконец, когда холодная заря заглянула в побелевшие окна, эта славная личность, воспетая столькими поэтами и пользовавшаяся услугами стольких философов, которые трудились ей во славу, сами того не зная, сказала мне: «Я хочу оставить вам о себе добрую память и доказать вам, что и я, о ком говорят столько дурного, бываю иногда добрым малым, говоря вашим простонародным языком. Чтобы вознаградить вас за непоправимую утрату вашей души, я даю вам ту ставку, которую вы бы выиграли, если бы счастье было на вашей стороне; я говорю о возможности побеждать и облегчать в течение всей вашей жизни этот страшный недуг Скуки, источник всех ваших болезней и всех ваших жалких успехов. Никогда у вас не явится желания, которое бы я не помог вам осуществить; вы будете властвовать над вашими грубыми собратьями; вы будете окружены лестью и даже поклонением; серебро, золото, алмазы, сказочные дворцы будут сами отыскивать вас и просить принять их без всякого усилия с вашей стороны; вы будете покидать отечество и менять страну так часто, как вам это подскажет ваша фантазия; вы будете упиваться сладострастием, не зная пресыщения, в прекрасных краях, где всегда тепло и где женщины благоухают, как цветы, и так далее и так далее…» – прибавил он, поднимаясь и отпуская меня с доброй улыбкой.