Цветы зла

Это было сказано очень серьезно человеком мирной и спокойной наружности, с физиономией почти клерикальной, болезненно освещенной светло-серыми глазами, теми глазами, взгляд которых говорит: «Я хочу!» или: «Так надо!», или же: «Я не прощаю!»

«Если бы вы, Г… при той нервности, которую я за вами знаю, или же вы оба, К… и Ж…, при вашей робости и вашем легкомыслии, были связаны с одной знакомой мне женщиной, то вы бы или убежали, или перестали существовать. Я остался жив, как видите. Вообразите себе особу, не способную на ошибку ни в чувстве, ни в расчете; вообразите себе удручающую ясность характера; преданность без ломанья и без напыщенности; кротость без слабости; силу без грубости. История моей любви подобна нескончаемому странствию по чистой и гладкой, как зеркало, головокружительно однообразной поверхности, которая отражала все мои чувства и движения с насмешливой точностью моей собственной совести, так что я не мог позволить себе ни одного безрассудного движения или чувства без того, чтобы тотчас же не заметить немого укора моего неразлучного призрака. Любовь являлась для меня как бы опекой. Сколько глупостей она помешала мне сделать, которых я жалею, что не сделал. Сколько долгов было уплачено помимо моей воли. Она лишала меня всех благ, которые я мог бы извлечь из личного моего безрассудства. Холодным и непреступаемым мерилом она преграждала все мои капризы. В довершение ужаса она не требовала даже благодарности, когда опасность проходила. Сколько раз я удерживался от того, чтобы не схватить ее за горло и не закричать: «О, будь же несовершенной, несчастная! чтобы я мог любить тебя без муки и ярости!» Несколько лет я молился на нее с сердцем, полным ненависти. И все-таки не я от этого умер!»

«А! – воскликнули остальные. – Значит, она умерла?»

«Да, это не могло так продолжаться. Любовь стала для меня давящим кошмаром. Победить или умереть, как говорит Политика, таков был выбор, поставленный мне Судьбой! Однажды вечером, в лесу… на краю болота… после меланхолической прогулки, когда ее глаза отражали тихость небес, а мое сердце корчилось в адских мучениях…

– Что!

– Как!

– Что вы хотите сказать?

– Это было неизбежно. Во мне слишком сильно чувство справедливости, чтобы я мог ударить, оскорбить или прогнать безупречного слугу, но необходимо было согласовать это чувство с тем ужасом, какой внушало мне это существо; избавиться от него, не нарушая уважения. Что же мне было с ней делать, раз она была совершенна?»

Три других собеседника посмотрели на него неопределенным и слегка недоуменным взглядом, как бы делая вид, что не поняли, и как бы признаваясь тем самым, что со своей стороны они не чувствуют себя способными на такой суровый, хотя и достаточно объяснимый поступок.

Затем было велено подать новые бутылки, чтобы убить время, которое так долговечно, и ускорить так медленно текущую жизнь.

XLIII Галантный стрелок

Когда коляска проезжала парком, он велел остановиться возле тира, говоря, что ему было бы приятно сделать несколько выстрелов, чтобы убить Время. Убивать это чудовище, не есть ли это самое обычное и самое законное занятие каждого? И он любезно предложил руку своей дорогой, восхитительной и ненавистной жене, этой таинственной женщине, которой он обязан столькими наслаждениями, столькими страданиями, а быть может, и значительной долей своего гения.

Несколько пуль ударило мимо намеченной цели: одна из них даже вонзилась в потолок; и, между тем как очаровательное создание безумно хохотало, насмехаясь над неловкостью своего супруга, он вдруг резко повернулся к ней и сказал: «Посмотрите на эту куклу, там направо, со вздернутым носом и таким надменным видом. Так вот, мой ангел, я представляю себе, что это вы». И он зажмурил глаза и спустил курок. Кукла была обезглавлена начисто.

Тогда, наклонившись к своей дорогой, восхитительной, ненавистной жене, к неизбежной и безжалостной своей Музе, и почтительно целуя ей руку, он прибавил: «О, мой ангел, как я вам благодарен за свою ловкость!»

XLIV Суп и облака

Моя маленькая дурочка, моя милая возлюбленная подавала мне обед, а я созерцал в открытое окно столовой плавучие замки, которые Бог сооружает из паров, – эти волшебные строения из неосязаемого. И я говорил себе, созерцая: «Все эти прозрачные видения почти так же прекрасны, как глаза моей прекрасной возлюбленной, милого маленького чудовища с зелеными глазами».

Но вдруг я получил яростный удар кулаком в спину и услышал хриплый и чарующий голос, истерический и словно осипший от водки, голос моей милой маленькой возлюбленной: «Скоро ли вы приметесь за суп, грязная скотина… торговец облаками?»

XLV Тир и кладбище