Когда он повернул его, послышалось потрескивание, и вся панель повернулась влево. За панелью старик узрел картину Андреа дель Кастаньо. Зрелище оказалось настолько неожиданным, что он с криком отступил и уронил фонарь, который немедленно погас. Но это было не важно, поскольку ему хватало света летней луны. В белом сиянии он вновь зажег свечу, а затем, при ее желтом свете и прохладном мерцании луны, осмотрел шедевр живописи, который хотел уничтожить из‑за своей извращенной гордости. Картина была неописуемо прекрасна.
Под низкой крышей тростниковой соломы лежало божественное дитя, протягивая ручонки к Богоматери. С руками, скрещенными на груди в экстатическом восхищении, Мария благоговейно склонилась над ним, и в тусклом мраке смиренного жилища можно было рассмотреть высокую фигуру и голову почтенного Иосифа. Выше раскинулось темно‑синее ночное небо, испещренное золотыми мазками, в которых угадывались величественные силуэты ширококрылых ангелов, взирающих на землю. В верхней части картины струился яркий свет, исходящий от Бога, и острый луч устремлялся вниз, превращаясь в белый призрак священного голубя.
Изумительная красота картины заключалась в дисперсии и размещении различного света: этого мягкого свечения, исходившего от Дитя, ореола над склоненной головой Марии, великолепия золотистой атмосферы, окружающей ангелов; и самого высокого и изумительного — неистового белого света, слепящего ужаса, струящегося от невидимого божества. Картина была величественной и возвышенной — мечта восхитительного благочестия, шедевр живописи.
На мгновение Парсонс был ошеломлен прекрасным творением, которое собирался уничтожить. Он едва не отказался от своего злого умысла, чтобы сберечь прекрасное видение, которое с таким блеском предстало перед его судом. Но мысли о Марион и ее презрении, о Фрэнке и его безнадежной любви предали ему решимости. С ненавидящим взглядом он раскрыл нож и занес клинок, чтобы вспороть картину.
— Остановитесь!
Парсонс, вскрикнув, выронил нож и резко повернулся, услышав этот повелительный голос. В дальнем конце комнаты со свечой в руке стояла высокая женщина. На ней был наспех накинутый пеньюар, волосы распущены, ноги босые; она бесшумно и стремительно подошла к дворецкому. Это была Марион Дантре, и глаза ее были полны гнева.
— Что вы делаете здесь посреди ночи? — надменно спросила она угрюмого старика. — Я услышала вскрик, шум падения и спустилась.
— Я хочу уничтожить эту картину, — сквозь зубы пробормотал Парсонс.
— Уничтожить «Рождество» Кастаньо? Отобрать у меня единственный шанс восстановить семейное состояние? Вы безумец.
— Нет, я — отец Фрэнка. Вы презираете его, вы ненавидите его. Благодаря ему вы нашли картину, но теперь…
Он снова занес нож.
— Минуту! — сказала Марион, поняв, что движет Парсонсом. — Если вы уничтожите картину, вы помешаете моему браку с Фрэнком.
— Что?
Нож упал на пол.
— Вы собираетесь выйти замуж за моего мальчика?
— Да. Разве Фрэнк вам не сказал? Когда нынче днем мы с ним вместе нашли картину, он попросил меня стать его женой. И я с превеликой радостью согласилась.
— Но я думал, вы презираете его!
— Презираю его? Я люблю его больше всех на свете! Уходите, мистер Парсонс, и благодарите Бога, что он послал меня, дабы помешать вам совершить преступление. Я отдам эту картину Фрэнку в качестве своего приданого. Он возьмет мое имя, и в Холле снова появится сквайр Дантре.
— О мисс Дантре… Марион… Простите меня! — воскликнул совершенно убитый Парсонс.
— Я вас прощаю. Любовь к Фрэнку заставила вас задумать эту глупость. Но ступайте… ступайте! Вам не подобает находиться здесь в такой час!
Парсонс молча закрыл панель, запер ее и повернулся, чтобы уйти. Но, проходя мимо женщины, он протянул руку.
— Что это? — улыбаясь, спросила Марион.
— Мой свадебный подарок — медный ключ, который дал вам мужа и состояние.
Глава VII
Шестой клиент и серебряный чайник
Из всех людей, с которыми Агарь имела дело, управляя ломбардом в Ламбете, она больше всего любила вспоминать Маргарет Сноу. Воспоминания об этой бледной слепой старой деве, о ее печальной истории и ее стойкости никогда не сотрутся из памяти девушки. Никогда она не забудет прискорбный случай с серебряным чайником, который мисс Сноу заложила крайне неохотно, лишь в силу необходимости; печальную историю, рассказанную подавленной старухой, и неожиданную роль, сыгранную самой Агарью в развязке этого дела. Благодаря всему этому воспоминания о печальной женщине, которую Агарь назвала своим шестым клиентом, не поблекли.
Отчасти эта история была даже комичной; было нечто наивное и детское в ее непритязательной романтичности, но Агарь никогда не находила в ней ничего смешного. Она знала одно: Маргарет — мученица, святая и мир много теряет, не зная ее истории. А вот, собственно, сама история.