Тульпа

– И самый близкий пример. Когда запрещали порно, в качестве главного аргумента называли вред, наносимый актерам в процессе съемок. Вероятность психической травмы, оскорбительность, унижение человеческого достоинства и прочее в том же роде. С этим никто особо не спорил, и запрет приняли на ура. Но практически сразу вслед за ним запретили и анимешные картинки, и рисованные эромульты, и ролевые игры. Причем для этого пришлось пренебречь даже базовым принципом юриспруденции того времени: «Нет пострадавшего – нет преступления». Или, как говорят в вашем молодежном союзе: «Твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого». Но тут – разве обычная картинка или героиня мультфильма может быть признана пострадавшей? Разве можно нанести ей какой-то вред или как-то ущемить ее свободу?

– Вы хотите сказать, что законодатели одушествляли картинки? – спросил Серфер.

– Именно! – торжествующе подтвердил ПалСаныч. – Именно одушествляли! Хотя, возможно, сами этого даже не осознавали. И с секс-роботами было бы то же самое, если бы их не запретили так быстро. Но можешь не сомневаться – никому бы не позволили иметь секс-куклу, имитирующую подростка. И калечить пластиковую плоть, удовлетворяя садистические влечения, тоже никому бы не позволили. Я уверен – если бы секс-роботы были разрешены, они сейчас обладали бы теми же правами, что и живые люди. И все, что запрещено делать с людьми, было бы запрещено делать и с секс-куклами. Ты улавливаешь мысль?

Серфер молча кивнул.

– Ну вот. Но это же всего лишь пластиковая кукла с простейшей программой! Или даже обычная картинка. А теперь представь – какие запреты наложат на общение с искусственным интеллектом! Если тульпа будет неотличима от человека и будет обладать всеми правами человека – как избежать соблазна считать ее полноценной личностью? Тут люди сами себя загнали в ловушку. Вывод о самоосознании тульпы прямо следует из ее одушествления, для которого, как мы видим, нет никаких оснований.

– Лично я этого не вижу! – сердито возразил Серфер. – Я считаю, что самоосознание появляется как следствие, когда система достигает определенной степени сложности. У куклы и картинки ничего подобного нет, а у тульпы вполне может быть.

– А я твое предположение считаю неубедительным, – парировал ПалСаныч, – связь сложности и самоосознания никем не доказана. Зато игры разума с магическим мышлением можно видеть повсюду. Люди просто проецируют свое представление о себе на тульпу – точно так же, как они проецируют его на других людей. Эмпатия, зеркальные нейроны – называй это как хочешь, суть одна. Мы ведь уже обсуждали это, когда говорили об интерсубъективности.

– То есть Вы абсолютно уверены, что тульпа только отрабатывает программу и не способна ни на какие переживания?

– Ка-те-го-ри-чес-ки! – отчеканил ПалСаныч. – Ну сам посуди – кто там может что-то переживать? Там же нет самого субъекта переживаний! А тем более субъекта мыслей и самоосознания. Но без этого субъекта любая сколь угодно точная копия мысли – не более чем ее имитация. Тульпа – лишь имитация человека. Хотя, признаю – имитация может быть очень убедительной.

– Но в ней нет души? – уточнил Серфер.

– Можно сказать и так. Нет того, кто думает мысли и чувствует чувства. И в этом она принципиально отлична от нас. Боюсь, что эту пропасть тульпе никогда не преодолеть.

Серфер почувствовал, как слезы подступают к глазам. Перед ним сидел его отец – совершенно реальный, живой, мыслящий и осознающий себя. Сомнений быть не могло – отец был точно такой же личностью, как и он сам, только вырванной из непрерывного потока времени одним выбранным фрагментом. И сейчас эта мыслящая личность доказывает ему, что ее просто не может быть, что она всего лишь результат работы программы, за которым ничего не стоит. Никакого субъекта. Никакой души. Ничто. Пустота.

Но он же ясно чувствовал живого собеседника! Это никак не могло быть обманом – иначе пришлось бы поставить под сомнение и наличие души у всех людей. Серфер понял, что дальше оставаться здесь ему нельзя – его выдадут или глаза, или голос. Стараясь казаться спокойным, он встал и отодвинул стул.

– Спасибо, ПалСаныч, Вы мне очень помогли. Я обязательно зайду к Вам еще, обещаю.

– Заходи, конечно, – отозвался ПалСаныч.

Серфер вышел на улицу и быстро зашагал к дому КуДзу. Он торопился вернуться обратно – в реальное время. Семнадцать лет за десять минут.

КУДЗУ, город

карнавал, ночь

Серфер сидел в кресле, глядя прямо перед собой пустыми глазами. Линзы и наушники он снял, но все еще находился в глубокой прострации, под впечатлением от встречи с тульпой отца. По-хорошему надо было дать ему время оправиться; но времени у них уже не было. Сеанс с ПалСанычем затянулся дольше, чем КуДзу ожидал. Поколебавшись немного, он нарушил неловкое молчание.

– Ну что, загрузил тебя Профессор?

Вопрос прозвучал излишне бодро, но Серфер этого не заметил. Все так же глядя в какую-то далекую точку, он ответил бесцветным голосом: