Тульские метки

Никто и не подозревает о моём дне рождения.

У нас не принято устраивать бёрздеи.[109]

Гриша с Митей зовут к столу освежиться по случаю субботы.

– Да ну! – отмахиваюсь я.

Перебираю помидоры, внасып лежали под столом.

Мама моет их, складывает в трёхлитровые банки. Пересыпает солью.

Пришёл Гришин приятель. Зовут меня к столу. Отказать гостю неудобно.

«Ладно. Пойду ухну за себя пятьдесят граммулек. За две мои субботы. Сегодня суббота и родился я в субботу».

Дмитрий наливает полные стопки:

– Выпьем, Толик, за твой вклад в моё легендарное новоселье. Прокурорку-сучкоёба ты крепенько посадил на копчик. Вещи все мои ментура вернула. Всё у нас пучком!

16 сентября Пеньков, Чубаров…

Сегодня у меня получилось что-то вроде дня открытых дверей.

Утром только сел за статью – пришла со своими охами Смирнова. Наш парторг.

– У меня такое чепе…

– И?

– Не знаю, что и делать с Пеньковым, с этим жополизом, волковским стукачом…

– Ну-ну… Не надо бы, наверное, так о молодом коммунисте. Он вторую неделю как вступил в партию.

– Да как грязно вломился!

– То есть?

– Я давала ему две рекомендации. И в кандидаты, и в члены. Посмотрела, что за типчик грязненький… Про-хвост… Хорёк повышенной проходимости! Ну не подарок он для партии! Решилась и забрала свою вторую рекомендацию, положила в свой партийный сейф и уехала в отпуск. И этот Пенёк с Конищевым взломали партсейф, выкрали мою рекомендацию. Без меня провернули партсобрание и приняли этого Пенька в партию. Во авантюра!

– А почему вам на первом же партсобрании не рассказать, как у вас товарисчи становятся коммунистами, верными ленинцами?

– Это дело. Я так и поступлю! Ну такой номер отколоть… Да и дома… Мой Ваня совсем сбился с копыт. Хочу работать в редакции! Хоть что ты тут делай! Ты, говорю, что будешь делать в редакции? Писать не можешь. Свою фамилию пишешь с ошибками… Поставить со свистком у двери редактора? Так такой должности у нас нет.

Ване 23 года. Он милиционер. Самой Смирновой под пятьдесят. Поженились с полгода назад.

Покачивая в печали головой, она уходит и в дверях сталкивается с Чубаровым.

– Старик! Аятолла Тола! – с порога горланит Чуб. – Спасай! Меня ну хотят шугануть из нашего шале![110] И всё за Зинку! Так мне ж за неё уже ставил банки[111] сам Малинин. Откатал по коврам персидским… Ого-го как! Я не умоляю. Я просто прошу! Будь объективен, если спросят.

– Всегда пожалуйста. Объективность превыше всего! Как всё было, так и расскажу.

– Ну зачем вываливать сразу всё? Ну чего мутить картину? Кое-какие пикантные нюансы разрешаю опустить.

– Зачем мне твоих собак вешать себе на хвост? Зачем мне петь Алябьева?[112]

– Гм… Гм… – скребёт он свою репу и понуро уходит, бормоча: – Как в том анекдоте… Просишь билетик в Крым, а тебе подсовывают волчий билет на солнечную Колыму…

25 сентября Бежать!

Если человек бессердечный, то и инфаркту не за что зацепиться.

В.Гавеля

Маркова, новая редактриса, превращает газету в трупный листок.

И меня подмывает уйти из этого обкомовского бюллетеня. Да куда? На какие шиши жить?

Может, податься в аспирантуру института международных отношений?

На вступительных придётся сдавать немецкий. Пока есть время, надо подучить его. Стану бегать на курсы.

Из «Молодого» я обязательно уйду. И куда? Буду искать.

Больше газета не будет в моей жизни главной. Надо засесть за роман о маме «Поленька». Этот роман будет первым в трилогии «Мёртвым друзья не нужны».

Днём – газета. Вечером и в выходные – роман.

А пока поеду поболтаюсь по краешку чужой Европы. В ГДР.

Садовник из магдебурга

Магдебуржцы искренне считают, что нет ничего на свете величественнее их собора. Того, кто не побывал в нём, они и не принимают всерьёз.

Октябрьское утро.

Над Эльбой плотный туман.

В этот ранний час не появился ещё ни один экскурсовод.

Во дворе собора метлой сгонял листьё крепкий старик.

И в школе, и в университете я изучал немецкий. Перевёл на русский и опубликовал несколько юмористических рассказов.

И вот впервые в жизни я заговорил с немцем на его родном языке.

– Не могли бы вы нам помочь?.. – врастяжку выдавил я из себя.

Я боялся, что он не поймёт меня.

Мои опасения оказались напрасными.

– Почему же? – с усмешкой отозвался старик. – Я всегда охотно берусь не за свои дела. Здесь я уже пятнадцать лет и потому, пожалуй, всё хорошо знаю, как свою жену, – простодушно улыбнулся он своему сравнению. – Идёмте.

Мы пошли.