Тульские метки

Вожатый подошёл к парню и без слов вывел его через переднюю дверь. С неоплаченного коня среди грязи долой!

– Я заплачу! – достал парень двадцать пфеннигов.

– Подождёшь следующий, – ответил вожатый и поехал.

– Пришлый заяц, – пояснил «профессор». – У нас они давно вывелись. Давно, – усмехнулся он и прилип взглядом к моему лацкану:

– Тула?

– Она.

«Профессор» предложил обменяться значками.

Я отдал тульский, а он свой.

– Тулу я помню. Хорошо помню…

Он не договорил и, тяжело вздохнув, вышел: его остановка.

Дрезден состоит как бы из двух городов: Старого (там находятся все исторические памятники) и Нового.

Нет ничего увлекательнее езды из одного города в другой.

Проезжаешь мимо парка Шиллера, где учат танцевать «красивее всех».

Потом Эльба. Вода в ней коричневая и тихая.

Трамвай летит вдоль горы. Смотришь и не веришь, что всё наяву. Едва не касаются окон гроздья спелого винограда. Выше – редкие домики, лес.

Людны улицы. Особенно торговые центры.

О витринах особый разговор. Они украшают не только магазин, но и улицу. Они очень большие. Оформлены просто и изящно. В них всё, чем располагает сегодня магазин.

Покупателю не нужно заходить в магазин, чтобы сделать выбор. Он делает его у витрины и заходит, чтобы уже приобрести вещи.

У порога его неизменно встречает продавщица с улыбкой и с одними и теми же лаконичными словами:

– Пожалуйста, я к вашим услугам. Что вам понравилось у нас?

Уйти с пустыми руками не сможете.

Вам обязательно помогут выбрать товар по душе.

Есть время ещё раз побывать в картинной галерее.

Мировая сокровищница. Редкие шедевры.

Любопытно заметить, что к «Сикстинской мадонне» ближе трёх метров не разрешается подходить.

– Неизвестно, какие мысли могут быть у посетителя, когда он стоит у «Мадонны», – сказал экскурсовод.

Своеобразный контроль за ювелирными драгоценностями. Экспонируются они в стеклянных ящиках, изрезанных тоненькими ниточками, едва заметными.

Это электроуши.

Едва вы ударили по стеклу, как во всём здании раздаётся жуткий звон и моментально закрываются все двери.

Кого-то из посетителей ждёт встреча «на высшем уровне» в полиции.

Вечереет.

Зажигаются огни рекламы.

У витрин всё больше задерживается парочек. Спешить некуда. Они подолгу рассматривают, обсуждают увиденное. Здесь решается большинство житейских проблем.

Eй понравился головокружительный свитер, а у него нет нужной суммы. Он обещает купить в другой раз.

За это он получает тут же, незамедлительно благодарный взгляд.

Завтра он ведёт её туда, где нет этих свитеров…

Народу больше и больше. Все одеты элегантно. Нейлоновая рубашка, галстук. Даже дети и те во всём светлом.

Кстати, с детьми больше отцы.

Судя по их лицам, убеждаешься, что они не повинную отбывают.

Девушки одеты очень эффектно, нo недорого. Косметика у них совсем не в моде.

Что это, скупость? Нет. Скорее во всём хозяйский расчёт!

Странно было наблюдать, что килограмм, как таковая единица веса, игнорируется.

Какая связь между умным расчётом и единицей веса?

Cамая прямая.

– Килограмм – слишком много! – говорят. – Целая тонна!

И потому в торговле вы не увидите, что, допустим, килограмм яблок стоит столько-то, а обязательно указывается цена половины килограмма. Отсюда в какой-то степени видишь, почему во всём нормы усечены до пределов хозяйской разумности.

Трамваем возвращаюсь в отель.

– Почему мой значок у вас? – спрашиваю рослого парня. – Мне дал отец. Он слесарь. Сегодня утром ехал с мясокомбината. Я тоже там работаю. Еду на смену. Он дал и сказал: «Отто, помни то место, откуда твой отец едва ушёл живым». Он был в армии Гудериана. Я покажу значок своим ребятам. Это славные парни!

Дрезден

Берлинское утро

Подумать только!

В Туле уже два. А тут лишь святая полночь!

– Здешние сутки на два часа длиннее! – нарочито серьёзно сообщает один из парней.

– Это нам на руку. Больше увидим.

– А всего нам не повидать.

Соглашайся нe соглашайся, а приговор верен.

Уже не первый и не второй день мы в Берлине.

С утра до ночи на ногах.

Александерплац. Ратуша. Театр Брехта. Национальный музей. Бранденбургские ворота. Рейхстаг. Стена. Университет Гумбольдта…

Мы выкроили даже целый вечер на оперу. И не беда, что вагнеровского «Зигфрида» пели на нерусском.

За окном где-то далеко послышались приглушённые звуки весёлой мелодии. Я приподнялся на локте.

Сквозь рыжую октябрьскую листву виднелись плывущие огоньки. Это «водяной ресторан». По Шпрее возвращается на «ночлег». Кругом тихо. Безмолвствует Грюнау. (Это район Берлина.) Спать, спать, спать…

Блёкнут впечатления дня. Сон берёт своё.

Вдруг за дверью – торопливые шаги. Стук.

– Извините, ребята, – слышим русскую речь. – Я был у дежурного. Он сказал, что здесь есть русские. Русские никогда не откажут.

– А что такое?

– Нет ли среди вас врача? Наш Васил плохо себя чувствует.

– Нy как же так нет!?

Алексей Рожков спрыгнул со второго этажа. Стал одеваться. С ним ещё двое.

– А вы зачем?

– Мы – консультанты, – улыбаются они. – Солиднее будет.

Минут через десять вернулась наша тройка, а с нею вошла сияющая толпа молодых болгар.