Тульские метки

Смирнова притащила новость:

– Приходит наша сторожиха в восемь вечера на дежурство, а её не пускают. «Откройте, – кричит баба за дверь в редакцию. – Я на работу пришла!» А ей из-за двери: «Греби к деду под бочок и спокойно дави сливу.[118] Мы посторожим». Так и не пустили. Питерский практикант Женька Илясов ночует в редакции. Какую-то шевелилочку привёл… Для надёжной охраны редакции…

Сегодня получка. Свободный фотограф Альберт Зорин недоумевает:

– За три снимка получил трояк. Смех! Кинули б хоть рублей шесть. Была б бутылка да плюс закусь. А то ровно три. Ещё семь копеек занимай на бутылку!

22 декабря Гитлер, Гиммлер, Геринг, Гесс…

Кручусь с листовкой по заказу областного управления сельского хозяйства «Сила гектара».

Цензор Орехов тормознул дело:

– Не дадим дальше ходу. Сперва вы дайте нам разрешение на листовку от обкома партии.

Я бегом в сектор печати обкома. К Играеву.

Анатолий Васильевич подмигнул мне и звонит главному цензору области:

– У него есть бумага от самой Ионовой![119]

– Тогда пусть печатает.

Всё было улажено. Хотя никакой бумаги у меня и не было.

Выхожу от Орехова – навстречу Шишкина. Тоже цензорша.

В войну она заведовала отделом писем в областной газете «Коммунар». Шизокрылый поэт грозил ей голову разбить бутылкой, если она не напечатает этот его стишок:

Гитлер, Гиммлер, Геринг, Гесс –
Вся Германия на Г.

24 декабря «Напиши на меня жалобу…»

Дома холод собачий и голод кошачий.

Витя Карлов отправил жену в роддом.

Сварил суп. Ест прямо из кастрюльки и говорит:

– Скоро нам всем плохо будет. Родится ж кто-нибудь. Кранты!

И совсем тихо, жалобно, по-детски:

– Толик, напиши на меня жалобу в обком комсомола, что жить нельзя. Ну как это в общежитии с ребёнком? Напиши… Может, отдельную квартиру дадут.

– Обязательно напишу! – даю я слово.

– Наша верхушка совсем обуржуазилась, – вздыхает Витя. – Не знает, как живут низы.

29 декабря Гардероб

Вечер. Прибежал Виктор, кандидат в папа́:

– Толик! Помоги гардероб затащить. Только оденься.

– Он внизу?

– Если бы! В подъезде соседнего дома.

– Зачем вы его туда?

– А-а! Эти строители!.. Понимаешь… Мне тот дом показался нашим. Подъехали. Сняли. Потащили с Зеноном. Первый марш. Почтовые ящики. И мне стукнуло. У нас же ящики на втором марше! Строят все дома одинаковые, как детские пелёнки!

Что значит, человек готовится стать отцом!

Лексика совсем другая!

Ну, тащим втроём. Тяжело.

– Хотел сегодня, – жалуется Зенон, – поставить Машутке градусник. Так дадут разве!? Тут все силы положишь! Ой, мама, живот болит!..

30 декабря Ну как колготочки?

Утро. Пустовато в конторе.

Сегодня вечер.

Марго пришла в колготках. Приподнимает чёрное платье:

– Любуйся, Сан, какие у меня ножки! Их только целовать с колен. Что смотришь, как баран на новые ворота?

– А воротца-то потрёпанные. Многие в них въезжали?

– Только двадцать пять извозчиков! Ну как колготочки?

– Хороши. Да иногда неудобны.

– На те случаи я надеваю другое.

Подлетела шахиня Маркова:

– Марго! Все работают. Одна ты без дела. Сбегай с чемоданом в магазин за яблоками. С чёрного хода.

Завмаг устало сказал нашей Королеве:

– Что не сделаешь для советской печати!

1967

3 января Дурь

Парторг Смирнова положила передо мной на стол записку

«Слушали персональное дело Конищева».

– Какое?

– По пьяни полез на Маркову…

– Что он на ней забыл?

– Свою дурь! Полез, меланхолично мурлыча:

«На мосту стояли трое:

Она, он и у него».

– Полез с кулаками?