Тульские метки

– Над землёй туман стоит,
Нулевая видимость.
У ларька мужик лежит –
Русская недвижимость.

Я почуял что-то неладное:

– Это что ещё за горячие плясондины солиста «Берёзки»[134] в виду туалета на промежуточном марше? Что стряслось?

– Это что с тобой стряслось? – ткнул Павленко в меня вялым, пьяным пальцем. – Где материал? Сел макетировать – нет твоей классики! Я без работы! Земля бросила крутиться!

– Сейчас подтолкнём. Снова завертится. Материал готов. Осталось отпечатать…

Павленко подхалимно поплыл в безотвязной улыбке.

Это убедило меня, что свертелось что-то непорядочное по отношению ко мне, раз он так лебезит. Нагадил кобелёк крепко. Иначе чего б кинулся ставить в номер ещё не готовый материал? Зализывает грядущие раны.

В своём кабинете я глянул в свой портфель под столом и охнул.

– Коля, – хлюпаю в жилетку Кириллову, – у меня спионерили бутылку ркацители. Больной сосед попросил взять. По пути в контору купил… И вот её нет!

– Ищи свою бутылочку в крокодильем брюхе парторга Павленко! Надо поджарить его на профсоюзном собрании!

– Из-за бутылки мочи… Да ну её!

Горячая весть о пропаже обежала все кабинеты.

Ко мне подошла Смирнова:

– Я расскажу тебе, если не выдашь. Шарила у тебя в портфеле преподобная Маргела-хренелла-бум…

– Марго?

– Да. Я её Маргелой-мегерой зову. Стукнула ребятам: Романченке, Воскресенскому, Павленке, Шакалинису. Павленко велел принести. И тут же, расправив усы и крякнув, на глазах у всех первым крепко поиграл горниста.[135] Потом и все остальные прилегли к твоей бутылке.

Я не стал подымать шума.

Взял статью, иду печатать в машбюро.

Навстречу Воскресенский. Он был в той а капелле, что раздавила мою бутылочку. Скажу про пропажу. Как он среагирует? Посмотрю в глаза.

Сказал.

Смотрю.

Никакой трагедии!

Невинно так, буднично, лениво говорит мне Женюся:

– От и жульня у нас… Шарить по чужим портфелям… Жрать чужое вино… Да за такое мало прищемить яйца кусачками! Скажи Марковой! А чего?.. За такое бить надо и по рукам, и по мордасам!

– Ну, милый! Спасибо за дорогой совет.

И больше ему ни слова.

Сижу диктую Вале Гурковой свою статью.

Влетает Павленко. Выставил крючком указательный палец:

– Толя! Дуб! Всего один!

– Нету.

– Ну, пятьдесят. Копеек!

– Нету.

– Ну, десять.

– Нету.

– Ну, пять.

Машинистка подала ему пятак:

– Пройдусь пешочком… Отдаю свои автобусные.

Прибегали с той же арией и Марго, и Шакалинис.

Я диктовал уже последний абзац, когда сияюще впорхнула Марго, что-то пошептала на ушко Валентине и отбыла восвояси.

– О чём была её песнь? – спросил я Валю.

– Песнь для тебя хорошая. Как передали по каналам ТАСС, компетентные органы сунули тебе в стол бутылку.

Иду проверяю.

Действительно, всё так.

Тут Марго принесла своё рацпредложение:

– Раз нашлась бутылка, давай разопьём! Ты ж всё равно с нею уже распрощался. Пережил такое горе…

– Вонь, отсюда! Мне мерзко с тобой алалакать. Мне не жалко бутылку. Противно то, что ты шаришь по чужим владениям. Ты дошла до такой наглости, что на мои же тугрики хотела купить эту злосчастную бутылку.

– Жа-адный ты. Может, она вовсе и не твоя. Может, я ошиблась столом и сунула тебе?

– Брысь отсюда.

– Ну… Извини, Толик… Невоспитанная я хамка.

Вечером по пути к остановке Смирнова говорила мне:

– Как только чуть поднимешь человека с навозной кучи, так он становится сволочью. Марушку я буду менять. На её место учётчицы писем возьму к себе в отдел скромную девушку. А то Павленко, набубукавшись, уже зовёт для развлекухи эту Маргелку-кислую грелку на совет при разметке гонорара. Она диктует, кому сколько заплатить.

4 февраля, суббота У марго день рождения

«Девушки, если к вам не клеятся парни, попробуйте себя обезжирить».

В приветствии Марго вскидывает руку:

– Привет, Толик!

– Привет.

– У меня сегодня день рождения. Двадцать одно! Очко! Поздравь!

– Видишь ли… Как ты обошлась со мной в начале недели… Добрых слов я тебе не скажу. А врать не могу…

– Ну дай хоть дуб на три часа до прихода Тони.

– А кто такая Тоня?

– Гм… Тоня – наш бухгалтер. И сегодня день актёра.[136] Счастливый человек! Не интересуют его ни Тоня, ни получка… Ну, так даёшь дуб?

– Нет.

У бухгалтера Володя Кузнецова собирает со всех по два рубля.

– Толя! Не баловаться! Давай два дуба. У нас сегодня дни рождения у Павленки и Маргушки.

– Я в этих сексторжествах не участвую… Хотя…

Скоро в большой комнате сдвигают четыре стола.

В комнате темно от дыма.

После первого стакана Марго взбирается на столы и начинает на шпильках отплясывать. На ней куцее платье в крупную розовую клетку, чёрные колготки.

Брат Володи Женька пожирает её голодными глазами, хозяйски гладит её по катастрофически тощей шлёпе:[137]

– Маргуша! Розовая янгица! Подыми повыше платьишко! Повыше!!!

Марго заправляет платье в колготки. Прохаживаясь по столам, целует всех подряд мужиков и рассказывает анекдот:

– Старый петух, уходя на пенсию, дал молодому петушку наказ:

«Курочек обслуживай по три в день. Не рви пуп».