Туман

– Чай у тёть Милы, конечно, очень вкусный, но мы с Владимировичем не откажемся и от чего-нибудь покрепче, – внёс ироничную поправку к предложению Максим, чтобы разбавить непривычную взволнованность матери.

– Как вам будет угодно, – уже с игривой долей галантности согласилась она, – главное, чтобы все вместе.

– Надобно и сегодня её помянуть за столом, как положено, – напомнила угрюмая баба Паня.

– Это обязательно, – прикрыв глаза, согласилась Светлана Александровна.

Валентин подошёл к беспорядочно наваленному, после бабы Паниной страховки, шнуру и стал компактно накручивать его на руку.

– Кому-то из женщин придётся остаться здесь, …травить провод, – печально и немного деловито сказал он.

– Я останусь, – отозвалась Мила Алексеевна и, чтобы ни у кого уже не возникло возражения, присела на табурет. – У меня ноги и без того подкашиваются, я не дойду.

Валентин завязал узел у себя на поясе и положил моток к ногам Милы.

– Держите верёвку в лёгкую натяжку, а если что-то вокруг вас будет не так, подёргайте три раза за шнур, – попросил Егоров, с необъяснимой мольбой глядя в её влажные глаза.

– А что может быть не так? – спросила она, натурально не понимая.

– Ну, допустим, страшно вам станет, – объяснял Валентин, – я тут же перевяжу верёвку на Макса и приду к вам.

– Занимайтесь Валентин погребением, а я всё сделаю как надо, – пообещала она.

Егоров с Максимом приподнял дощатые носилки с мёртвым телом. Баба Паня схватилась за куртку Валентина, а Светлана Алексеевна прильнула к сыну, и маленькая траурная процессия скрылась в тумане.

Они достигли прямоугольной ямы и насыпи, в которой торчали две лопаты. Когда поставили ношу на край могилы, Валентину показалось, что туман на пятачке немного рассеялся. Он без напряжения видел всех троих сопровождавших его соседей и мраморное лицо Маргариты, запечатлевшее вечный сон, но говорить о своём наблюдении он не стал. Возможно, не захотел отвлекать других от сложившегося настроя. Он снял с себя верёвочный поводок, пропустил его под деревянным ложем в районе головы покойной, сделал узел и, отмерив после него на верёвке двух метровый отрезок, достал нож и разрезал верёвку. Такую же петлю, он сделал в ногах безжизненного тела Маргариты, и обвязался по-новому. Всё было готово к опусканию тела в остывающую после лета землю.

Они в последний раз посмотрели на худощавое, полупрозрачное, сливающееся с туманом, лицо Маргариты, и Светлана Александровна укрыла его краешком простынки. Тело пошло вниз, а вслед за ним в могилу опустились и концы верёвок. На белую простыню полетели чёрные горсти земли, а потом в работу вступили лопаты. Как и хотели, Валентин с Максимом, они сделали погребение ровным, без насыпи. Оставшуюся землю разбросали по кругу и уложили на могилу срезанный вместе с травой грунт. Квадраты легли ровно, а небольшие зазоры между ними мужчины присыпали и притоптали. Место казалось с виду естественным, …во всяком случае, не подозрительным.

– Когда всё успокоится, обязательно поставлю здесь крест, – с заметной злобой пообещал Максим.

– Неужели тебе нужна эта символичная памятка? – без труда уловила мать начинающееся у сына душевное раздражение. – Не поверю, что ты сможешь забыть это место.

– И правда, каждый день видеть этот крест, никаких сил не хватит, – встревожилась баба Паня. – Вон, с Валькой камушек, какой принесёте, и будет….

Максим понимал, что крест, действительно, при каждом взоре на него будет колоть душу и огорчать разум, да и место это он найдёт в любое время и при любых обстоятельствах (мать права), но какая-то общая на весь мир обида подступала к нему, и он заговорил с небольшим нервным надрывом:

– Хорошо, убедили, …тем более, крест для самоубийцы не приемлем, насколько я знаю, но какой-то приметный символ, я хочу придумать. Чтобы потом подвести к нему сына или дочь и объяснить им, как в сентябре десятого года их отец получил приличную боль от смерти женщины, которую толком и не знал. Расскажу им, что нашлись люди, которые не закопали её, как собаку, а похоронили её со слезами на глазах и добрыми словами. И потом долго буду им ещё рассказывать на этом месте, как жить правильно, а как нельзя.

– А я поясню им, стоя в сторонке, – дополнил Валентин, видя, что Максим не на шутку разволновался, – что неприметное одинокое существование может закончиться чудовищной смертью, которая придаст мощный нравственный импульс в продолжающуюся жизнь.

Наверное, рассуждения могли и продолжиться, если бы вдруг, где-то в тумане, не послышался треск мотоциклетного мотора. Дребезжание слышалось справа от дома, потом оно нарастало, а затем, вроде как, начало удаляться, но куда? – было понять невозможно. С тяжёлым сердцем Валентин заметил, что верёвка ослаблена, но не знал, как давно она вот так стелется по земле. Он поспешно подхватил её и стал наматывать на кулак, пока не появилось натяжение. Потянул на себя и немного отпустил верёвку. На другом конце ответили таким же плавным натяжением. «Слава, Богу», – подумал Егоров и с облегчением вздохнул.