Судя по часам, наступал вечер. Валентин включил наружную лампочку и вышел из первого подъезда. Туман превратился в серый дым и, как показалось Егорову, стал немного прозрачнее. На душе было спокойно, а от выпитой водки появилось лёгкое блаженство, и лишь зайдя в свой подъезд и взглянув снизу на дверь тринадцатой квартиры, в нём колыхнулась горькая печаль и щемящая тоска подкатила к горлу.
Ещё одно пустое помещение. Душа хозяйки сейчас неизвестно где, а её тело зарыто в холодной земле у леса.
Валентину расхотелось подниматься наверх, да, он и забыл уже, зачем именно шёл к себе, но и оставаться здесь внизу ему было тягостно. Он щёлкнул лепестком выключателя справа от себя; тем самым зажёг и вторую наружную лампочку под козырьком своего подъезда и вышел наружу.
Дойдя до мотка провода, скрученного под кронштейном, ему почему-то захотелось прогуляться до беседки. Максим был трижды прав, когда говорил, что прогулки в туман для Егорова становились чем-то вроде похожими на наркотическую зависимость. Нисколько уже не сопротивляясь этому утверждению, Валентин соглашался; ему очень хотелось оторваться от стены дома и полностью погрузиться в туман. Но словно какое-то негласное правило останавливало его; Валентину как будто внушалось, что для «похода» требовался повод, которого на данный момент у него не было.
Но идти очень хотелось. Валентина уже не пугала костлявая рука. Желанным уже был и голос невидимого могущественного собеседника, но и становиться навязчивым со своими экспериментами Егорову было стыдно.
Его выручила скрипнувшая дверь первого подъезда. Валентин всматривался в тёмную фигуру, приближающуюся к нему, и с нежной радостью определил, что это была Мила.
– Вы здесь? – невинно удивилась она. – Надеюсь, никуда не собираетесь, на ночь глядя.
– Нет. На сегодня хватит, – немного робея от её появления, ответил Валентин, подбивая ногой провод ближе к стене.
Мила прислонилась плечом к серой штукатурке и сказала немного обижено:
– Вы явно много не договаривали, когда рассказывали про свою прогулку в туман.
– Как всегда, меня выдают мои глаза? – спросил он.
– И не только. Ваш рассказ был бессвязным. Вы захлёбывались на полуслове, а глаза, кстати, пытались сказать намного больше, – популярно объясняла она. – Я слушала вас и представляла, что вы космонавт, вернувшийся из глубокого космоса на землю.
– А ведь примерно так я себя и чувствовал, – согласился Валентин, поражаясь её точным сравнением.
Мила присела на корточки и, теребя в руках верёвку, неуверенно заговорила:
– Валентин, простите меня за навязчивость, но я не решилась при всех спрашивать за столом о Петре. Мне показалось, что вы упомянули о нём только каким-то странным намёком. Я, конечно, беспокоюсь о нём, но поверьте, уже по другому поводу, что ли…, чем вчера. Вчера я была истеричной дурой, и простите, что заставила вас подчиниться моим прихотям. Но не могли бы вы сейчас подробнее мне рассказать, что вам сообщили про Петра.
Стоя, Валентин невольно себя чувствовал каким-то начальником перед ней, поэтому он тоже присел, но долго не решался как подать короткие сведения об её муже, добытые им в тумане. Наконец он сказал:
– Вам потому показалось, что я только намекнул на вашего супруга, потому что со мной тоже общались намёками. Поверьте, Мила Алексеевна, мне трудно вам сейчас сообщить что-то новое, а выдумывать я не умею.
– Тогда повторите, что уже говорили, – попросила она.
– Ну что ж, – согласился он и вдруг вспомнил то, о чём умолчал за столом. – Хотя есть кое-что новое, о чём я забыл. Это касалось той ледяной надписи, где вас просили подумать, …а потом тот ворон, что прокричал: «Выбор сделан». Я попытался, как бы защитить вас и возразил: что вы никакого выбора не делали, а надо мной посмеялись, и сказали, что я гоняюсь в тумане за Петром, как за просроченным продуктом, от которого вы нарочно избавились.
– Очень умно и забавно, – оценила Мила сведения тихим смешком и сказала: – А ведь как точно подмечено. Спасибо вам Валя, что так переживаете за меня, но больше этого делать не надо. Я вам тоже должна сказать, что когда вы хоронили Маргариту, Пётр меня очень сильно обидел, и за это… я уже не смогу его простить.
– Я это сразу понял, когда нашёл вас возле беседки, – сочувствовал ей Валентин.
– Что-то ноги затекают, – поднялась она и спросила: – А как вы думаете, Пётр ещё жив?
Егоров тоже встал, но не спешил с ответом, пытаясь понять, какое настроение сейчас правит Милой.
– Валентин…, – поторопила она его.
– Не знаю, – честно ответил он. – Сказали только, что мы его больше не увидим.
– Зачем так скрыто и сложно? – задалась она вопросом. – Ведь куда спокойнее, когда знаешь правду. Оплакала бы его, и дело с концом.
– Вы так спокойно об этом говорите, – не сдержав испуганного удивления, произнёс Валентин.