Туман

Валентин пожелал старушке спокойной ночи и поднялся на свой этаж, толкнул свою дверь, но остановился и посмотрел на другую дверь – противоположную. Не осознавая зачем, он прошёл в тринадцатую квартиру и включил в коридоре свет. Рассматривая, погладил ладонью дверцу прихожего шкафа, но открывать её не стал. Зашёл в комнату и нащупал на стене тумблер. Скромная, затворническая обстановка, в которой жила Маргарита, настороженно встретила Валентина. Не заправленная кровать, которая никогда уже не согреется человеческим теплом, мебельная стенка с вазочками и фарфоровыми статуэтками на полках, за которыми стояли накренившиеся в разные стороны книги, платяной шкаф с одной оторванной ручкой на дверце. Валентин открыл его и увидел среди серых и чёрных строгих женских костюмов красное платье. Он достал платье, повесил его у стены, зацепив крючком вешалки за выключатель, и отошёл в центр комнаты. Егоров представил в нём Маргариту и горько пожалел, что в реальности такой образ никто и никогда уже не увидит. У Валентина возникло, вдруг, странное желание; ему захотелось поделиться, пусть уже не с самой Маргаритой, а хотя бы с её духом, той радостью и волнением, которое он испытал, обнимая сегодня Милу. Хотелось помечтать вслух о том, что будет дальше. Но сиротливая, брошенная на произвол судьбы комната, успевшая пропитаться обречённостью, кроме грусти никакого вдохновения не навивала. Валентин, уходя, хотел выключить свет, но что-то его остановило; он подумал, что темнота, не самый подходящий гость в этой квартире сегодняшней ночью и включил лампочку ещё и, пройдя на кухню, а после удалился к себе.

Наступила ночь. Округу продолжал сковывать необычный туман, и люди, находящиеся в доме, кто во власти сна, кто в эфире романтических грёз, не имели никакой возможности знать, что происходило далеко за их окнами. А у леса, под густым тёмно-серым покровом, из потревоженной сегодня лопатами земли, с неестественной быстротой прорастал тонкий саженец.

Глава 6. Прогулки по туману.

Баба Паня так и не смогла по-настоящему заснуть. То она проваливалась куда-то на мгновения, и даже что-то ей снилось, то она обнаруживала, что лежит с закрытыми глазами обескураженная собственными невнятными мыслями. В общем, бессонница заставила её ворочаться в кровати задолго до рассвета, но отголосок одного такого ночного провала она под утро неожиданно вспомнила. Помнит, что во сне расчёсывала свои волосы, сидя на белёсой скале и глядела в даль, где зелёное лесное море чёткой границей соприкасалось с синевой неба. До этого были ещё какие-то события, но как баба Паня не старалась их воспроизвести, кроме бурого осадка какой-то суеты, от них ничего не осталось.

Окно медленно проявилось из темноты, световой накал нарастал, и вскоре на пол легла утренняя дорожка. Баба Паня, кряхтя, встала и, сунув ноги в тапочки, пошла на кухню. Она машинально делала привычные для этого времени суток вещи: налила воду в чайник и кастрюльку, сыпанула в неё горсть гречневой крупы, достала пакет молока из холодильника и понюхала, не скисло ли оно. Потом выставила на стол свою любимую чашку, железным шелестом отобрала из ящика две ложки, одну чайную, другую для каши, и в этот момент услышала далёкий гудок поезда. Наверное, это чайник, подумала баба Паня, он у неё такой модный со свистком, но, взглянув на утварь, с испугом поняла, что поставить-то чайник с кастрюлей – поставила, а конфорки на плите зажечь под ними позабыла. Гудок повторился снова и более настойчиво. Он словно вонзался иглой в её сердце, и она вспомнила, как такой же безжалостный звук, разлучал когда-то её с Ванечкой на два года, когда она провожала его в армию. Бросив свои утренние дела и накинув, всегда висящую на видном месте, дежурную телогрейку, она вышла во двор. Баба Паня всматривалась в непроглядное белое месиво в надежде выбрать правильное направление, по которому ей следует идти. Зовущий сигнал прозвучал в третий раз, где-то слева. Она хотела уже броситься в туман, но вспомнила про верёвку.

– Валька будет ругаться, – буркнула она и быстро пошла за «поводком».

Гудок уже не смолкал, но превратился в какой-то тихий монотонный зов. Взяв в руку конец верёвки, старушка торопливо с закрытыми глазами, зашла в туман.