Туман

– Нет, не стоит. Я с ними долго прощался, когда каждый из них болел. Сначала с отцом, потом с матерью, и все нужные слова и переживания остались там. Для меня они по-своему ценны эти дни, и я их хорошо помню. Боюсь что-то нарушать в себе. А потом, мне и стыдно перед родителями. Что я им скажу? Семьи нет, живу бобылём в своё удовольствие.

– Про Милку расскажешь, – настаивала неугомонная на радостях баба Паня, и ей хотелось, чтобы все сегодня были такими же счастливыми как она.

– За Милу спасибо, – оценил Валентин соблюдаемую бабой Паней договорённость, – но у нас с ней пока ничего не ясною. Нет, не хочу тревожить родителей своими бедами. Сегодня я узнал, что загробный мир существует, а это уже больше, чем вера, и нести это знание надо, не расплёскивая понапрасну. Вроде бы самое время с ума начинать сходить, а в голове наоборот, какая-то дополнительная ясность появилась, – удивлялся он своему состоянию и прибавил: – Всему своё время.

Они дошли до серой стены дома. Валентин бросил на землю провод, а баба Паня лукаво посмотрела на него снизу вверх и спросила:

– А как же ты узнал, что я там? Тоже гудок услышал?

– Я ничего не слышал, – немного устало ответил Валентин и объяснил: – Спустился, смотрю, дверь нараспашку. Испугался. Заглянул в квартиру, вас там нет. Потом гляжу, провод шевелится, и пошёл по нему. Вы, баб Пань, в следующий раз предупреждайте. Не поленитесь, крикните мне.

– Да, какой там, крикнуть. Я услышала гудки и помчалась, как угорелая, – пояснила она, изображая на месте забавную походку, а потом со вздохом сказала: – Ну, вот и всё. Повидала своего Ванечку, теперь и помереть можно.

– Что вы такое несёте? – с раздражением обиделся Валентин. – Разве он вас за этим к себе вызывал?

Старушка устыдилась от таких нападок соседа. Она погладила его тёмно-синюю куртку и извинилась:

– Пошутила я. Просто, пошутила. Чего так орать?

На её слова, Егоров пытался вспомнить, когда он последний раз орал, но оставил это бестолковое занятие, а осмотрелся по сторонам и сообщил:

– А туман начинает рассеиваться. Мне даже кажется: я вижу беседку.

– Ну, дай бог, дай бог – проворчала одобрительно в ответ баба Паня. – Ванечка тоже что-то говорил про это….

Наполненные недавними неповторимыми эмоциями, каждый своими думами и, немного уставшие от этого, они вошли в свой подъезд.

В квартире Зиновьевых подъём получился не запланированный, но по случайности одновременный для всех. Обе женщины присели на своих кроватях и услышали, как Максим на кухне, вставая с матраса, противно проскрёб стулом по полу.

– С добрым утром, Светлана Александровна, – улыбаясь спросонок, поздоровалась Мила.

– Будем на это надеяться, дорогая, – заискивающе отозвалась Зиновьева, взглянула на окно, слегка поморщилась и поинтересовалась: – Как спалось?

– Хорошо, даже сон какой-то снился, но я его не запомнила, – ответила Мила, потягиваясь.

– И не надо. Нам этих снов и в жизни пока хватает. Надо подумать, чем будем завтракать, – вставая и опираясь на дежурную палку, сказала хозяйка.

– У меня макароны есть, – радостно вспомнила соседка.

– Макароны и у меня есть, – с сожалением отметила Светлана Александровна, – но разве можно употреблять их утром. Если только Максу их отварить, и сыром сверху потереть, у него желудок пока крепкий. Эх, забыла я тогда тебе рис заказать, когда ты в город ездила.

Они оделись, и Мила принялись расчёсывать волосы. Держа шпильку между губами, она напомнила:

– Вчера баба Паня хвасталась, что у неё разных круп целые залежи. Ещё всем нам предлагала. Может, я сбегаю, попрошу у неё?

– Ты знаешь, за эти дни Пашка сильно меня порадовала, – подбирая седые пряди с боков, заговорила с насыщенной осторожностью Светлана Александровна, – такого добродушия от неё я не ожидала. Даже боюсь…, боюсь разочароваться, что вдруг она потом припомнит нам свои подачки. Будет ворчать, пока совесть нашу в лоскуты не растреплет.

– А мы ей всё вернём, даже с горочкой, – по-детски предложила весёлая Мила.

– Ну, сходи, сходи, – согласилась Зиновьева, – и, заодно, пригласи их с Валентином к нам. Чего им там сидеть. Вместе повеселее будет.

Посетив умывальную комнату, Мила окончательно привела себя в порядок. Поздоровавшись с Максимом, она надела свой болоньевый плащ и вышла.