Туман

Светлана Александровна непривычно для себя молчала, не поделившись ни одним высказыванием, словно приводила в порядок, выданный ей конспективный рассказ. Максим был так же погружён в свои мысли. В повисшей тишине у Милы Алексеевны возникло ощущение, что она только что пересказала соседям свой сон. «А ведь и правда, я провалилась в сон, – подумала она, поглядывая на задумчивых соседей. – И даже могу провести чёткую границу, когда я провалилась в сновидение, а когда из него вышла. Вот, только подгузник в кармане плаща свидетельствует о реальности. Интересно, он ещё там?».

Максим, опустив голову, прошёлся от окна к раковине, потом обратно и, постукивая кулаком по подоконнику, словно тот был во всём виноват, пожаловался:

– А чего этот «чародей» со всеми какие-то личностные беседы проводит? Вот и с Владимировичем вчера…. Прямо интим – клуб какой-то. Мам, как ты думаешь, а скоро наша очередь?

– С чего ты взял, что существует какая-то очередь? – с вялым недовольством отозвалась она. – Это тебе не поликлиника. Можешь сидеть в квартире, как на карантине и не высовываться. Как я понимаю, выбора тебя никто не лишает.

Максим присел на подоконник и с ироничным возмущением возразил:

– Ну, уж нет. Такое выступление бродячего цирка я пропустить не имею права.

– Смотри, как бы ведущий клоун из тебя посмешище не сделал, – сурово предупредила мать.

– А туман-то вроде бы спадает, – оглядываясь в окно, с заметным сожалением отметил Максим.

– Спадает, спадает. Я тоже обратила на это внимание, – поспешила подтвердить Мила Алексеевна.

В дверь постучали. На призывный окрик Светланы Александровны: «Открыто», в кухню вошёл Валентин Егоров с кастрюлей в руках, из-под крышки которой пробивался пар.

– Гречневая каша с маслом, – торжественно, как на параде, объявил Валентин, выставив кастрюлю в центр стола.

– И консервированная курочка, но обжаренная, – появилась из-за его спины баба Паня и поставила на скатерть сковороду.

– Волшебники! То, что нужно! – обрадовалась Зиновьева, поглаживая ладонями плечи долгожданных соседей. – А я всё утро гадаю, чего же мне хочется. Вы в самое яблочко попали, господа! Спасибо, дорогие вы наши! – благодарила она их, и не могла не заметить, как вкрадчиво улыбалась баба Паня. Зиновьевой показалось, что эта замаскированная радость была связана не только с предоставлением соседям кулинарного удовольствия. Светлана Александровна так же хитренько и ласково её спросила: – А ты чего это Пашенька, как солнышко из-за тучки на нас выглядываешь? Откуда, интересно, такое сияние на лице? У вас там, что-то случилось?

– С Ванечкой своим встречалась с утра пораньше, – не удержалась старушка, похвасталась и в застенчивой истоме опустила глаза.

У всех троих, ночевавших этой ночью в первой квартире, чуть приоткрылись рты, и в удивлённых глазах появилась мольба, требующая скорейших объяснений. Но баба Паня не торопилась делиться своей радостью, а постукивала пальчиком по скатерти и глубоко вздыхала, словно наполняла грудь счастьем, которым должна была поделиться со всеми. Тогда Валентин, пока Мила раскладывала кашу и кусочки куриного мяса по тарелкам, начал рассказывать, как пошёл в тумане по кабелю в поисках соседки и вышел на перрон, где обнаружил значительно помолодевшую бабу Паню в зелёном с белыми горошками платье и мимолётом увидел покойного Ивана в вагоне уходящего поезда. И только тут старушка принялась вносить добавления, касающиеся её личных впечатлений, которые, по сути, перешли в эмоциональное самостоятельное повествование. Она, как могла, подробно передала разговор с сыном, но как-то путано рассказала необычную средневековую историю, которую поведал ей Иван.

Но не стоит обманываться впечатлением, что люди, собравшиеся здесь на завтрак, были неоправданно беспечны и праздничны в сложившейся невероятной и даже вероломной обстановке, которая творилась, к их счастью, пока только вне дома. В той или иной степени у каждого из них происходило, что-то вроде, легкого, невнятного колебания возбуждённого рассудка (психологи лучше могут описать такой синдром). При каждом новом факте фантастического фокуса души наполнял восхищённый наплыв, но и какая-то профилактическая осторожность поднималась вместе с этим наплывом. Уже никто из них не сомневался, что чудеса, происходящие вне дома, были неземного происхождения. Поверить в это трудно нам с вами, дорогой читатель, потому что наши руки к этому не прикасались, а глаза не видели, но им-то было легче, поскольку они в это уже не верили – они это знали. Например, Валентин Владимирович прекрасно понимал, что подобное волшебство никак не связанно с законами природы и, соответственно, не нужно копаться в поисках каких-то сравнений с бывалыми причудами в обычной жизни. Их попросту нет; и поэтому не стоит себя мучить явно неравнозначными параллелями.