Но почему же тогда речь идёт всего лишь о лёгком расстройстве рассудка? – отклонение, которое схоже, разве что, с наивным детским воображением. Тут, как раз, всё просто. Пять человек, собравшиеся на кухне, не могли, как говорится, серьёзно «тронуться умом», потому что они находились вместе. И дело не в расстоянии; они могли прибывать и вне зоны визуального контакта, но они чувствовали друг друга. В подобной обстановке не может произойти трагедия, которая случилась с Маргаритой Потёмкиной. И ни к чему лишний раз упоминать о Михаиле Анатольевиче с Петром Добротовым, безрассудные поступки, которых, были уж точно без всякой привязи к чему или кому бы-то ни было.
Мои соображения достаточно банальны и просты. С объединением людей происходит обыкновенное спасение, и истоки этих знаний заложены у каждого человека ещё с рождения в подсознании. Эти, заложенные Богом истоки, настолько бывают сильны в своём дальнейшем развитии, что иногда рождают великие парадоксы. Ну, представьте себе: при сложной ситуации человек вступает в определённый союз, и руководит им осознано или нечаянно инстинкт самосохранения. Обстановка обостряется, угроза растёт, а человек уже настолько влился в союз, что на определённом этапе он готов к самопожертвованию ради других. А разве за этим он объединялся?
К счастью, в нашей истории такого геройства не случится, хотя вы можете и сами себе представить, кто из этой пятёрки способен решиться на такой подвиг. Задачка виртуальная, поэтому и однозначного точного ответа на неё у вас не будет, дорогой читатель. Мы просто будем помнить о неповторимой индивидуальности каждого человека.
Мы немного отвлеклись, и я опять возвращаюсь к нашим героям. У бабы Пани, пока она рассказывала, к улыбке добавились счастливые слёзы от воспоминания недавней очень короткой встречи с сыном. Светлана Александровна, сопереживала душой каждое её волнение и молча радовалась чуду, покачивала головой и мечтательно закрывала глаза. Макс не мог спокойно усидеть на подоконнике, а всё время ерзал и тайно, ревностно завидовал соседям, которым уже всем «могущественный гость» предоставил аудиенцию и, разумеется, Максим обижался, что подобные «приключения» обходят его стороной. Выслушав бабу Паню, он готов был бежать во двор и провоцировать туман на встречу, но также и понимал, что там пребывает разум, который вполне может проигнорировать его импульсивную выходку.
Ещё час назад (до прогулки в туман) Милу, возможно, просто бы напугал, взволнованный радостью и наполненный эмоциями рассказ бабы Пани, но сейчас, она с легкостью и отчётливо представляла себе эту вокзальную сцену, и даже небрежной мысли у неё не проскользнуло, чтобы сомневаться в славах старушки. Закончив сервировать стол, она ахнула, увидев испачканный в чём-то рукав тёмно-синей куртки Валентина, и сказала:
– Где ты так извозился? Ну-ка снимай, я застираю.
Только один насупившийся Максим не обратил особого внимания на обычную, казалось бы, заботливость и внезапный нежный переход на «ты» между тётей Милой и Владимировичем.
Светлана Александровна, пожевав распаренную и сдобренную сливочным маслом гречку, с наслаждением оценила:
– Очень вкусно!
Но, отложила ложку, посмотрела с каким-то пасмурным сочувствием на Валентина, словно он в чём-то провинился, и неожиданно предложила:
– Валь, может, сходишь, отнесёшь кашу этому полковнику. У него там, наверняка, шаром покати.
При этих словах Максим очнулся от своих размышлений, выразил глазами матери своё враждебное недоумение, но промолчал.
Мила достала ещё одну тарелку и положила в неё приличную порцию гречки, залив куриной подливкой. Валентин взял скромную еду и с дымящейся тарелкой поднялся на второй этаж. Позвонил в дверь. Михаил Анатольевич открыл не сразу, но когда вышел на площадку, то предстал перед Валентином Владимировичем в очень уж непривычном репертуаре одежды: в семейных полосатых трусах, с наброшенным на голые плечи мятом милицейском кителе и жутким перегаром.
– Чего надо? – беспардонно рявкнул он.
– Я поесть вам принёс, – с неожиданно вырвавшимся благодушием сказал Валентин и протянул тарелку с кашей.
Жмыхов чуть пригнулся, вроде как, всматриваясь и принюхиваясь к подачке, которую ему принесли, а потом снизу ударил кулаком по тарелке. Посуда подлетела вверх вместе с россыпью каши и звонким шлепком упала под ноги. Валентин с глубоким сожалением посмотрел на разлетевшуюся по дощатому полу гречку и тихо промолвил:
– Зачем же так? Еда тут причём?
– А по-другому и не будет, – прорычал подполковник, – я уже вчера сказал, что вы мне и за Петра ответите, и за выродка своего тоже.
Тело в безобразном наряде исчезло, дверь захлопнулась, а Валентин подобрал тарелку и спустился вниз. Бесшумно приоткрыл дверь в квартире Зиновьевых, взял в коридоре веник с совком и снова поднялся на второй этаж, чтобы прибраться.
Когда он вошёл на кухню, Светлана Александровна с беспокойством забросала его вопросами:
– Валя, почему так долго? Всё уже остыло. Что там упало? Как там полковник?