Туман

Максим встал на ноги и почувствовал в коленках легкую дрожь. Всё произошедшее с ним было похоже на дурной сон, который, он, вроде бы начинал контролировать, но неожиданное перевоплощение Витьки в Жмыхова выбило его из равновесия. Макс посмотрел на арматуру, которая опять из копья превратилась в ржавый прут, проверил наличие верёвки на конце и подошёл вплотную к кресту. Какое-то время он смотрел на распятье, успокаивая свои шальные разметавшиеся мысли, а потом, зачем-то прилёг на него, раскинул руки и закрыл глаза. Он вспомнил, как они с мамой, лет пятнадцать назад, ездили к морю в бархатный сезон. Сидя на небольшой скалистой возвышенности, Макс любовался бегущими в атаку на берег шеренгами волн и восторженно приветствовал каждый удар волны о большой камень, когда вверх взмывала пенная пятерня штормового моря, словно приветствуя его. Потом он, точно также лежал, как сейчас с закрытыми глазами и слушал шипящую музыку волн с беспокойными криками чаек и думал о том, как жаль, что море далеко от их дома, но как хорошо, что оно всё-таки есть.

– Примеряешься? – прозвучал уже знакомый стальной голос.

Максим даже не вздрогнул, оставаясь неподвижно лежать на кресте и, не открывая глаз, ответил:

– Какая скучная шутка с бородой. Только ради символичности своего возраста решил приложиться.

– Тогда не увлекайся, а то те двое до тебя уже пропитали крест своим невежеством, а мне ещё возвращать эти доски. В одной далёкой церкви одолжил под честное слово, – признался «невидимка».

– От меня ты подобного не жди, – натужно зевая, произнёс Макс.

– Ты сильно напрягаешься в своей искусственной храбрости, перемешивая её с наглостью, – невозмутимо звучало где-то совсем близко, но Максим не открывал глаза, как бы испытывая себя страхом. – Тот же Владимирович со мной почтительно общался и, кстати, дал тебе разумный совет: не дерзить, а непослушный Максим Зиновьев разговаривает с могущественной сферой как с босяком. Вообще-то, я не позволяю никому такую вольность и наказываю, чтобы человек потом не задохнулся своей исключительностью и высокомерием.

Максим и до этого чувствовал себя уязвимой букашкой, но сейчас угроза казалась ему неминуемой, и он открыл глаза, но не увидел ничего перед собой кроме белизны и сказал:

– А у мня почему-то есть такое убеждение, что именно такую форму общения ты от меня и ждал. Ты же, наверняка, существо древнее, а я, вроде как, проводник для тебя в современность. Владимирович, мама, …да, даже тётя Мила – они консервативны. Жмыхов, вообще, порос пороками, которые тебе давно известны и от которых тебя должно тошнить. Ну, разве я не прав? – закончил Максим вызывающим вопросом.

– Нет, – тут же прозвучал спокойный ответ. – Молодая энергия, выставляющая себя напоказ, выскакивающая из людской шеренги – это явление временное и никак не определяет дух современности. Ты как ребёнок: просто корчишь мне сейчас рожицы, только и всего. Ты пока пустоват, Максим Зиновьев, для проводника, но я рад, что твою ёмкость есть, кому заполнять. Мне интересно взглянуть на тебя ровно через то время, которое ты уже прожил. Как ты понял, я невольно сейчас сознался, что мне неподвластно будущее; я хозяйничаю только в прошлом и немного хулиганю в настоящем. Вашу современность я с удовольствием буду разбирать потом в тихом и укромном уголке.

Максим приподнялся с креста, на всякий случай осмотрелся и, как и предполагал, никого не увидел. Тогда он заметил слева бетонную горизонтальную плоскость и перекочевал на неё; со звоном подвинул к себе ногой арматуру и, сложив руки в замок между коленями, заговорил:

– Умеешь поставить на место…. Но я всё равно буду с тобой на «ты», и хоть в лягушку меня превращай. Дело не в лицемерии, а в том, что я ждал этой встречи и уже выбрал для себя приятельский тон.

– Похвальное откровение, – оценил стальной голос.

– И благодарю тебя, что не воспитываешь меня методами, которыми высек Жмыхова. Хоть это и мелко…, но за блюстителя порядка тебе спасибо, – признался Зиновьев.

– Михаил Анатольевич неизлечимый реалист и с ним по-другому нельзя, – сообщил «невидимый властелин» издевательски благодушно, как показалось Максиму. – Я уже говорил, что с атеистами и блаженно-верующими мне сложно идти на контакт, хотя они подталкивают меня на особые разнообразные выдумки, и это меня балует.

– Баба Паня у нас верующая, – напомнил Макс.

– Да, она верила, но верила в бессмертие сына, а когда убедилась в своей вере, теперь уверовала и в своё бессмертие, – немного романтично вещал голос. – Она простодушна, безобидна и величественна. С ней легко.

– Я так понимаю, что задачку с Витькой мне следует решать самому, – задумался Максим о своём.

– Разумеется. Она из школьной программы, – ответил туман. – Я хочу, чтобы ты после того, как доберёшься до ответа, задумался над тем, что дороги и тропинки – это всего лишь направление, а путь состоит из шагов.

– Намекаешь на то, что я чуть не оступился со Жмыховым?

– Беспредметные обсуждения – они противнее зевоты. Разберись для начала с загадкой по поводу твоего друга детства.