Туман

– Если не вдаваться в сам процесс покраски, то ничего особенного, … очень качественная эмаль. Я не помню…. А дом и в самом начале был такого цвета? – обратился он к Светлане Александровне и бабе Пане.

– Не, чуток темнее. Под васильки, вроде бы был, – деловито объяснила баба Паня и взглянула на Зиновьеву, как бы в поисках подтверждения.

– Да, наверное, ближе к фиолетовому цвету, – согласилась она. – Такую прелесть я бы запомнила. Ну, а теперь мы будем вынуждены жить в розовом облаке, – пошутила Зиновьева, а Мила воскликнула:

– А вы представляете, как он нежно будет смотреться на снегу?!

Во двор въехала машина «скорой помощи» без сирены, но выбрасывая бледные синие огоньки на яркий розовый фасад дома. Пожилой врач и молодая девушка-фельдшер оказались хорошими знакомыми Милы Алексеевны, они много раз пересекались с ней на дежурствах. Мила даже не удержалась и позволила себе лёгкие объятия с бригадой, а потом, уже сдерживая радостные эмоции, объяснила вкратце, что произошло, охарактеризовала раны и рассказала, что она успела сделать. Девушка-фельдшер вколола Максиму какое-то дополнительное необходимое лекарство, и Валентин помог своему другу подняться на ноги.

– Владимирович, а ты мне расскажешь потом, каково это: – спасать человеческую жизнь? – обратился Максим к нему в своём привычном шутливом стиле и переминался с ноги на ногу, словно пробовал свои конечности на прочность.

– Ты об этом лучше Милу спроси, – ответил Валентин и прибавил: – Это она тебя спасала, а я сработал чисто на рефлексах.

– Тёть Милу я потом особенно отблагодарю, но и ты не прибедняйся, – говорил Максим ослабленным голосом, держась за друга, – если бы ты не заорал, как резанный, и не бросился меня спасать, порубал бы меня этот говноед на гуляш.

– Вообще-то, мне кажется, что без тумана здесь опять не обошлось. Я когда увидел эту огромную костлявую руку…, – начал объяснять Валентин, но остановился и сказал: – Ну, да, ладно, я тебе позже об этом расскажу.

– И, правда, пора отходить потихоньку от этой мистики, – согласился Максим, кивнул головой на Жмыхова и с усмешкой пожаловался: – А то, вон она…, реальность, куда коварнее, и бьёт больнее, в отличие от нашего туманища. И ты, Владимирович, никогда не сможешь принизить того, что ты для меня сделал, – сказал он, опираясь на Валентина и направляясь к машине «скорой помощи», а по дороге шуткой пригрозил: – И не вздумай браться за беседку без меня, а то пожалеешь.

– Куда я без тебя…, – пообещал растроганный Валентин.

В сопровождении матери и девушки-фельдшера перевязанный бинтами Максим, как солдат после кровопролитного боя, осторожно поднялся в салон машины. Мила, не находя в создавшейся суете нужных слов, указала Валентину рукой на коробку с медикаментами, одеяло и подушку, безмолвно давая понять, что всё это необходимо занести в дом, но в какой-то момент она поймала его трогательный растерянный взгляд, подбежала к нему, поцеловала любимого в щёку и сказала:

– Ты понимаешь, что я поеду с ними. Устрою всё как надо. …И буду скучать по тебе.

Когда белая машина с синими мигалки скрылись, и звук сирены стремительно отдаляться к трассе, баба Паня дёрнула Валентина за рукав пиджака и спросила:

– Как ты думаешь, всё обойдётся? Осложнений не будет?

– А разве у вас есть сомнения, баб Пань? – ответил вопросом Егоров, улыбаясь.

– Вот, вроде бы и нет, а стою и боюсь пошевелиться, как бы не спугнуть чего. Ненужное суеверие, да? – продолжала она свой неуверенный допрос.

– Я бы назвал это…, нет, не суеверием – усмехнулся Валентин и сказал: – А неким душевным сопровождением тех, кто только что уехал от нас.

– Пойдём, чайку, что ли попьём, а то меня всю трясёт, прям, – пожаловалась она, но в этот момент во двор, почти одновременно в ряд въехали три автомобиля: два обычных милицейских «уазика» и белая с синей полосой «иномарка».

Укрытый одеялом и до этого незаметный и смирный Михаил Анатольевич при виде «родного натюрморта» резко активизировался. Он начал ёрзать, выкрикивать какие-то бессвязные приветствия, и одновременно на кого-то гневался, так же неразборчиво.

– Тьфу ты. Вот видишь, всё-таки накаркала, – с досадой буркнула старушка и поспешила в свой подъезд.

Из машин высыпались люди в форме, а также некоторые из них были и в штатском. Они с профессиональной расторопностью слажено засуетились, каждый в своём направлении. Двое, видимо главные в этой делегации, сразу же вступили в разговор с Валентином. Ещё двое зашли в пустой подъезд, на ходу подозрительно покосившись на одеяло, из которого высовывалось красное лицо, бурно говорящего какую-то ерунду про гейш и ниндзя Михаила Анатольевича. Водители собрались в кружок и дружно закурили. Три оперативника осматривали двор, и один из них фотографировал всё подряд: орудие преступления, одеяло с подушкой, дом, а заодно и возмущённого Жмыхова, который уже оставался без одеяла, потому что, агрессивно заёрзав, стащил его с себя и сидел теперь в одних семейных трусах и майке.