– Если ты ещё раз поинтересуешься моим мнением о ней, то я выскажу всю гадость, которую думаю о тебе. Макс, никогда не спрашивай чужого мнения и не сомневайся в той красоте, которую ты сам себе выбрал.
– Я понял тебя, – с позёрской осторожностью откликнулся Максим, выставил перед собой руку и клятвенно произнёс: – Только сам, без всяких советов, с подачи открытой души и горячего сердца…, – запнулся, рассмеявшись, а потом заговорил нормальным тоном: – Ну, а всё-таки, скажи…. Поверь, у любого другого мужика я и спрашивать бы не стал. Просто, ты избранный. Ты спас меня, и это налагает на тебя определённую ответственность за меня. Так что, я вправе требовать твоего мнения. Ну, чисто из любопытства…. (рассмеялся он опять). Уверяю тебя, твоя оценка не будет для меня фатальной.
Валентин посмотрел на Максима немного сомневающимся, но улыбчивым усталым взглядом и ответил:
– Очень мила и, по-моему, сообразительная девушка. Но есть у меня и определённое переживание по этому поводу. С трудом верится, что такая красавица может быть свободна от мужской заботы.
– О-о…, свободна! Ещё как, свободна! – подтвердил самодовольно Максим. – Она уже всё про меня знает, а я про неё. Не зря же мы с ней вчера до позднего вечера здесь просидели. Дашенька рассталась со своим ухажёром чуть больше месяца назад. Мне показалось, что он прижимистым жлобом оказался, …но я не хочу его обсуждать. В общем, сердце у неё по этому поводу не разбито. Целёхонькое сердечко. Да, ты и сам, наверное, это почувствовал. А как у тебя с тёть Милой? Всё серьёзно? – неожиданно перевёл он разговор на другую женщину.
Егоров даже задержал дыхание от такой откровенной беспринципности и потом выдохнул:
– Ну, ты и хам, конечно.
Потом с усмешкой посмотрел на забинтованного Макса и уже по-дружески спросил:
– А ты сам-то, как думаешь? – и, не дожидаясь, пока лёгкая задумчивость на лице Максима выльется в какую-нибудь фразу, непринуждённо заговорил: – А как же мне и без серьёзных намерений. Ты можешь себе представить, что я – мужчина, пропитанный социалистической консервативностью, могу позволить себе забавляться с женщиной просто так? Шучу, конечно же (с улыбкой замотал он головой). А, впрочем, какая серьёзность может быть в любви? – задался Валентин вопросом и рассуждал: – Нет, в целом, безусловно, она нужна. В отношениях между мужчиной и женщиной внешне должна проглядываться какая-то благополучность перед окружающими: дескать, у них всё в порядке. А вот внутри этих отношений…, нужна ли эта серьёзность? Мой опыт мне подсказывает, что она появляется, когда отношения, наоборот, разлаживаются. И знаешь, я тебе сейчас кое-что расскажу (оживился Валентин). Вчера вечером она попросила меня сорвать или сбить какую-то шишку с ели. Зачем…? И почему именно шишку…? – не знаю. Так ничего и не объяснила. Вроде бы и глупость полнейшая, …какой-то нелепый каприз с её стороны. Но, как объяснить…, и за кого мне теперь себя принимать, если сегодня вечером я наметил мастерить рогатку?
– Да, весело вы без меня живёте, – слегка расстроено отреагировал Максим. Валентин подошёл к окну, присел на подоконник и заговорил:
– Я очень хочу, чтобы ты поскорее выздоравливал и вернулся домой. Знаешь, Макс, я сейчас по-настоящему чувствую себя счастливым человеком и хочу, чтобы моё счастье разделили все близкие мне люди. Я нахожусь в странном состоянии, которое можно назвать: жизнь после жизни. Звучит как бред, но коротко, и лучше не определишь. Когда-то давно я уже наслаждался похожими счастливыми моментами и, скорее всего, я их как-то приукрасил в себе со временем, …или завернул в какую-то красивую печальную обёртку, что ли. И сейчас ко мне вернулось что-то подобное, только, безусловно, другое, более пронзительное и сильное. Даже думать не желаю о том, что такое моё состояние может начать остывать. Наоборот. Я настолько обнаглел от своей радости, что считаю уже мелочью: соорудить тот мостик, по которому перейдут из той прошлой моей жизни в настоящее, оставшиеся там мои драгоценности, …я имею в виду дочь с внучкой. Когда это произойдёт, я буду окончательно счастлив. А ведь, наверняка, не так всё просто сложится….
Он хотел ещё что-то сказать, но открылась дверь в палату, и перед Валентином предстал новый…, до этого момента совершенно незнакомый белоснежный облик его любимой женщины.