Туман

Конец любого повествования вызывает непроизвольную обиду, оттого что после финальной фразы стоит точка, и больше нет никакого текста. Конечно, можно загладить это расстройство, призвав на помощь воображение, и попытаться самому как бы устроить дальнейшие судьбы героев. И поверьте, что это будет вполне полноценно, и этим вы, дорогой читатель, выразите некое признание автору. Чуть позже, я коротко дам нужное направление вашим фантазиям, но пока мне приятно думать, что к подобным воображениям мы приучены с детства, ещё со сказок, услышанных перед сном. Но что же потом, когда очередная сказка обросла какими-то собственными дополнительными выдумками и уже тихонько впиталась в наш разум и осела в закрома наших душ? А всё просто: – дальше продолжается обычная жизнь, но уже с незаметным новым восприятием, благодаря этим сказкам. В сущности, человек и является собирателем и универсальным накопителем всех впечатлений и знаний на этой земле. И хочется заметить, что если кто-то малодушно считает, что эта накопительная жизнь продолжается только до определённого срока, то этот человек напрасно равнодушно относится к сказкам и критически принимает любой другой художественный вымысел, потому что, к сожалению, ему сложно с таким скептицизмом добраться хотя бы до какой-нибудь малой истины. А зачастую бывает и так, что, охладев к жизни, он однобоко и с завышенным призрением относится к смерти, абсолютно ничего о ней не зная. Так уж задумано, что, как бы мы не хотели, а всё равно, непроизвольно переносим в себе изо дня в день не только своё, но и чужое прошлое. Тянем за собой, как бурлаки, невидимый шлейф из беззвучных отголосков покинувших эту землю душ, горечь и славу прожитых людских судеб, знакомых нам порой только понаслышке. Разумеется, свои сокровенные радости и душевные боли намного ближе, но и они…, если хорошенько присмотреться, давно уже незаметно перемешались с чужими острыми переживаниями. Невозможно не осознавать, что наш мир и создан в виде некоего коктейля, в котором всё перемешалось, а потому и багаж, который мы несём нельзя считать сугубо индивидуальным. Поверьте мне – обыкновенному сочинителю, что с остановкой человеческого сердца, этот груз по инерции плывёт дальше, и ничего с этим процессом не сделаешь.

Но я, наверное, заморочил вас своей философией (с кем не бывает), а ведь обещал кое-что поведать о наших героях.

Михаила Анатольевича Жмыхова поместили в обычную психиатрическую лечебницу без особого жёсткого режима, но и без привилегий и почестей, естественно. Опрашивать для протокола его было бесполезно, поскольку он всё время нёс какую-то ахинею про летающую с кровоточащими глазницами японскую гейшу, ниндзей, которые как он думал, находятся в его подчинении, про сыплющиеся с неба ракушки и ещё, он всё время твердил про какое-то глобальное вселенское зло. Ограничились заключением медицинской экспертизы и подшили бумаги к делу, которое, кстати, быстро закрыли за отсутствием заявления и неимением претензий от потерпевшего.

Сослуживцы и друзья навещали бывшего подполковника только первые две недели. С натужным сочувствием и дежурными подбадриваниями они призывали больного к быстрому выздоровлению, оставляли гостинцы и спешили быстрее покинуть помещение, унося с собой только тягостные впечатления.

Свою жену, Михаил Анатольевич, наоборот, долгое время просил не впускать к нему. В первую же встречу с супругой, у него произошла жуткая истерика; он разбил окно и пытался выломать решётку, а когда успокоился, сутки просидел в углу палаты, укрывшись одеялом. Только в конце октября, когда за окном закружились первые снежинки, он позволил впустить к нему супругу, но потребовал, чтобы она смыла со своего лица всю косметику.

Потом она посещала его регулярно и пару раз даже привозила с собой дочь. Но девушка поняла, что никакого отца больше нет, а перед ней находится совершенно другой невменяемый в своих рассуждениях и мыслях человек, и после второго визита она находила всякие отговорки, чтобы не видеться с «мутированным» (как она сама выразилась) родителем.

А супруга каждую субботу садилась в автобус и ехала за город в лечебницу. Надо отдать ей должное, что делала она это не по каким-то меркантильным мотивам (которых, по большому счёту и не было), и не ради показательной репутации порядочной женщины и жены. Она просто, продолжала почитать человека, с которым прожила большую часть жизни, и который, пусть теперь и формально, но всё же оставался отцом её детей. Стоит также отметить, что старший сын так ни разу и не навестил отца, мотивируя это тем, что уже давно не находил общего языка с папашей, а теперь и подавно этого делать не собирается. При этом рассудительном отказе он как-то особенно гордился своей искренностью.

Умер Михаил Анатольевич Жмыхов спустя девять месяцев, после определения его в лечебницу, жарким летним днём прямо на прогулке между молоденькой берёзкой и высокой сосной. Опоздавший медицинский персонал ничего уже сделать не смог, и врач констатировал обширный инфаркт.