Туман

Отпустив от себя все свои теоретические предрассудки, она поправила на плечах клетчатый плед, в коридоре запустила свои хрупкие ножки в туфли и уже без всяких сомнений, одержимая таким дефицитным для себя чувством – как любопытство, она выскользнула из квартиры на встречу манящим непонятным огонькам. Маргарита спускалась по скрипящим деревянным ступеням, не стесняясь бойкого стука своих кожаных туфелек на цельной подошве, и внизу она решительно толкнула дверь подъезда. В лицо ударила прохладная влажная свежесть, в которой уже не было не единого намёка на гарь. Вдоль фасада дома обиженно расплывался в тумане электрический свет, а впереди неё, в неестественном тёмном мареве высвечивались те самые два огонька, похожие на апельсин и мандаринку. Касаясь пальчиками серой стены дома, она дошла до места, где на земле лежала груда шнуров с верёвками. Маргарита видела из окна, как сосед привязывал верёвку к поясу, и что-то подсказало ей, что нужно сделать то же самое. Плед мешал, и она его скинула, оставшись в одном лёгком халатике. Обвязав себя в один обхват верёвкой, Маргарита вошла во мрак, не сводя глаз с оранжевых пятен. С каждым её шагом свечения становились ярче и увеличивались в размерах, кожа на лице и руках, как будто уже чувствовала тепло огня. Потёмкина остановилась в лёгком замешательстве, потому что картинка перед ней начинала вырисовываться. Внизу явно что-то горело; язычки пламени, словно верные цепные собачки своими выбросами отгоняли от себя темноту с туманом, и был виден небольшой пятачок земли, который укрывала примятая трава. Маргарита сделала ещё несколько шажочков. Да, это потрескивал костёр, а над ним горел, не понятно, откуда здесь взявшийся, старый фонарь с плафоном в виде шляпы. Никакого ветра не было, но плафон иногда покачивался со скулящим скрипом. Жар от костра был настоящим, и Маргарита присела на корточки, протянула к огню ладони, потому что становилось зябко, но не прошло и минуты, как в её голове зазвучал голос. Но не тот зловещий стальной голос, который она слышала недавно, стоя у окна, когда испуганные тётки прижимались друг к другу под домом, а голос приятный и даже мелодичный. Уже через мгновение Маргарита вспомнила этот тембр; он принадлежал тому самому неказистому студенту, который когда-то поцеловал её в студенческом походе. Маргарита подскочила и судорожно оглядывалась по сторонам, а из темноты уже звучало:

– В степи горящие огни уж не манили, – зазывали, но кто-то говорил: «терпи, там блуд с развратом побывали». Брезгливо злясь на то, чего ты не касалася ни разу, ты замерзала всем назло, клеймя незримую заразу. Не разобраться, что есть что, где грань меж похотью и страстью, но ноль не разделить на сто и в сотне символ он отчасти. Боясь быть глупой и смешной, однажды ты любовь отвергла. Быть не пастушкой, а княжной, – испуг, неверие, так бегло, слизали, словно языком, в твоей душе цветок горенья. А годы, шедшие тайком, как дворник, – подмели сомненья. И не выходит по весне река из берегов к деревне в твоём окаменевшем сне, она мертвеет в русле древнем. Прими тогда в свой сон туман, – чем не знамение для действий, развей свой страх, вкуси обман со стонущей надеждой вместе.

Шок у Маргариты был в самом разгаре, когда из неё непроизвольно вырвалось:

– Урод несчастный! Пошёл вон!

Она нервно и испуганно озиралась по сторонам, выискивая говорившего, но свет костра и фонаря над головой отсекали любые возможные силуэты в темноте. Маргарита металась возле костра, злилась, ломала свои тонкие пальцы, и это, как будто помогало ей прийти в себя.

– Что ты знаешь про чувства?! Кто дал тебе право меня учить и мучить?! Что ты, вообще, про меня знаешь?! Не лезь ко мне, сволочь! – истерично кричала она во все стороны темноты.

Задыхаясь от гнева, отчаяния и страха, с сумасшедшим биением сердца она бросилась к дому, срывая на бегу с себя верёвку. Тлеющий в электрическом свете дом возник перед ней почти сразу же. Маргарита вбежала в свой подъезд, простучала по ступеням, распахнула дверь в квартиру и в рыданиях упала на жесткий и холодный пол сразу при входе на кухню.

«Почему?! Почему?! Зачем?!», – стучало в её висках.

Истерику подпитывала ещё и обида. Маргарита, когда выходила к этим огням, настраивалась почему-то на встречу с матерью. Разумом она проклинала эту бездушную незнакомую ей женщину, но душа-то тянулась к самому дорогому и родному символу. Маргарите хотелось увидеться с мамой, обнять её, не раздумывая простить этого человека без всяких ненужных объяснений и оправданий, и всё ей рассказать про свою одинокую заблокированную жизнь. Но кто-то безжалостно обманул Маргариту; раздавил и смял её надежду, заменив желанное событие какими-то насмешливыми стихами убогого существа, которые кроме студенческих издёвок больше ничего ей не напомнили.

– Пропади он пропадом этот реальный и не реальный мир, – сквозь рыдания, стонала она на полу. – Когда же он прекратит меня мучить? Я проклинаю его!