Туман

– Нет, это история на четверых. Сейчас поймете. Я женился на женщине, от которой совершенно потерял голову. Она была тихая, молчаливая, говорила редко, но многозначительно. У нее был удивительно нежный и сонный взгляд, который оживал очень редко, зато как! Глаза прямо метали молнии. Она вообще была такая. Душа, сердце, тело ее будто спали, потом вдруг случалось пробуждение, молниеносная вспышка жизни, да какой! И снова сонная тишина. Она словно бы забывала прошлое, и мы каждый раз начинали с чистого листа. Она ответила согласием на мое предложение руки и сердца будто в каком-то припадке, и, вероятно, ее «да» перед алтарем было сказано в такую же минуту. Я никак не мог от нее добиться, любит ли она меня. Сколько ни спрашивал, и до свадьбы, и после, она отвечала неизменно: «Глупый вопрос». Однажды вообще заявила, что слово «люблю» теперь встретишь только в книге или на сцене, и что она сразу же меня прогнала бы вон, если бы я в свое время написал ей: «Я тебя люблю». Больше двух лет мы прожили в очень странном браке. Я каждый день заново разгадывал этого сфинкса. Детей у нас не было. Однажды она не явилась ночевать, я едва с ума не сошел, везде искал ее… Наутро получил короткое сухое письмецо: она уехала с другим мужчиной, уехала далеко.

– И вы ни о чем до этого не подозревали?

– Ни о чем! Жена не была домоседкой, бегала то к матери, то к подругам. Щитом от моих подозрений служила сама ее необычная холодность. Я не мог заглянуть в голову к этому сфинксу. Мужчина, с которым она убежала, был женат, но бросил жену с маленькой дочкой. Да еще и присвоил все состояние своей супруги, весьма приличное, хотя он и раньше брал оттуда деньги. В общем, он семью и бросил, и обобрал. В том равнодушном письме намекалось на то, в каком положении находится теперь эта самая жена похитителя…

Хотя кто из них кого похитил, не знаю. Пару дней я не мог ни спать, ни есть. Бродил по трущобам родного города, готовый окунуться в любые, самые низкие пороки. А когда ко мне вернулась способность трезво мыслить, я вспомнил о об этой женщине, у которой украли все – любовь, состояние, – которую оставили без всякой опоры. Совесть подсказала мне предложить ей финансовую поддержку, ведь это из-за моей жены ее постигло несчастье, а я, слава богу, богат.

– Догадываюсь, дон Антонио, как дальше развивались события.

– Не гадайте! Я пришел к ней. Можете себе представить наше первое свидание! Мы вдвоем горевали над общим несчастьем. Я думал: «Из-за моей жены эту женщину бросил муж». И чувствовал, скажу как есть, внутреннее удовлетворение. Необъяснимо. Словно я сделал выбор более правильный, чем у него, и он это подтвердил. Его жена думала о том же самом, как она мне потом сказала. Я предлагал оказать ей любую финансовую поддержку, и она поначалу отказывалась: «Я пойду работать, чтобы прокормить себя и дочку». Но я так упорно настаивал, что она в конце концов согласилась. Я предложил ей стать моей экономкой. Разумеется, для этого нужно было уехать подальше из родного города. Она долго думала и в конце концов приняла предложение.

– Разумеется, когда вы начали жить под одной крышей…

– Нет, не сразу, намного позже. Это случилось как итог совместной жизни, да еще месть, отчаяние, бог знает. Я крепко привязался к ее дочке, к дочери любовника моей жены. Я питал к ней горячую отцовскую любовь, которая и сейчас жива. Я и своих детей не люблю так, как ее, быть может. Я брал ее на руки, прижимал к сердцу, осыпал поцелуями и плакал, плакал над ней. Бедняжка все спрашивала: «Почему ты плачешь, папа?» Она считала меня своим отцом. А ее мать смотрела, как я проливаю слезы над белокурой головкой дочери любовника моей жены, который похитил мое счастье.

– Однажды, – продолжал дон Антонио, – до меня дошла новость, что моя жена родила ребенка от любовника. У меня мир рухнул, я страдал, как никогда прежде, думал, с ума сойду, готов быть с собой покончить. Меня обуяла звериная ревность, доселе незнакомая. Казалось, что рана в моем сердце зажила, но нет – она открылась и снова стала жечь и кровоточить, жечь и кровоточить… Я два года жил со своей женой, со своей собственной женой, и… ничего. А он, этот вор… Я представлял себе, какой стала моя жена: наверное, она проснулась окончательно и теперь горяча, как раскаленные угли… Та женщина, что делила со мной кров, ощутила что-то и спросила: «Что с тобой?». Мы с ней договорились называть друг друга на ты – из-за нашей девочки. Я ответил: «Не трогай меня!» – и все же в итоге рассказал, и ее пробила дрожь от моего рассказа. Наверное, ей передалась моя яростная ревность.

– И тогда…