Туман и гроза (СИ)

Всё, что касается его отца, болезненно и немного странно. Но что отец, что сын предпочитали не видеться лишний раз. Часто их встречи заканчивались бурями в прямом смысле этого слова. И страдала от этого, в первую очередь, Изабель Ард, которая одинаково любила обоих.

— Не знаю, мне он не рассказывал. Поехали в Службу?

— Да. Я хочу поговорить с главой печатников.

Николаю не даёт покоя странное спокойствие в городе и окрестностях. Словно сами тени затаились в своих сероватых и пыльных просторах, не торопясь снова к магам и их силе, не мечтая попрать пару горячих жизней.

В Службе непривычно пусто и тихо — многие на усиленных патрулях города, другие на прогулках по миру теней рядом с печатями. Расставляют ловушки и ищут новые прорывы. Правда, возможно, все просто сбежали подальше от Шорохова, прикрываясь какими-нибудь инструкциями и правилами, выученными на зубок за все два года Николая как начальника Службы.

Но, кажется, благодаря усилиям Вари с группой энтузиастов, у которых просто не было выбора, даже в Службу прокрался кусочек яркой осени. На светлых диванах теперь жёлтые и оранжевые пледы, на стойке информации корзинки с декоративными тыквами и несколько свечей.

Они с Кириллом ждут главу печатников в одной из переговорных. Здесь нет окон, а вместо яркого электрического света приглушенный огонь в стеклянных плафонах по стенам.

Переговорная исключительно для магии в конце первого этажа, дальше от открытых офисов и кабинетов глав отделов. И только Николай знает, что Яна с парой стражей стерегут за стенкой.

Глава печатников неторопливо входит в кабинет. Высокий, широкоплечий, знавший Службу ещё во времена запустения, а потом становления, как самостоятельной организации, он даже старше Шорохова и когда-то был знаком с его предшественником. Он из тех, кто никогда не уходит на пенсию, предпочитая хотя бы пассивно присутствовать в офисе. Но его ценность в знаниях печатей, в сложных схемах и рисунках, что стражи вычерчивают пальцами с огненными или землистыми всполохами.

По-своему опасен, как хранитель многих знаний.

Кирилл сидит рядом, не скрывая своей тени, распахнутой чёрным полотном сзади. Колыхание мёртвых вод рек другого мира.

Простой деревянный стул неприятно скрипит, когда на него грузно опускается печатник и достаёт замусоленную бумажку и мешочек с табаком для самокрутки.

— Николай Андреевич, хотели видеть?

— Да. Я жду новостей о причинах разрыва печатей во всём городе.

— Ну, тут ведь как… их чётко вскрывали с изнанки. Щёлкали, как скорлупки орешков, одну за другой.

— В каждом районе, так ведь?

— Кажется, да. Надо бы заглянуть в карты и графики, память уже не та.

— Кажется.

В звенящей тишине между ними медленно распускается магия каждого, кроме Кирилла. Едва уловимыми вибрациями и касаниями. Песчинки огненных искр против завитков дыма печатника. Он вскидывает в удивлении брови — не земля. Маленькое преимущество. Николай подаётся вперёд, чувствуя внутри злость.

— Я узнавал. Два или три района остались не затронутыми. Удивительное совпадение — в одном из них дом твоей семьи. И одна из общих магических школ сына.

— Примечательно, не спорю. А мне вот известно, что ещё в Академии ничего не произошло. Тоже подозрительно? Не сказал бы. Какая бы логика ни была у нападающих, они сделали именно такой выбор.

— Тебе уже известно число погибших? Хотя бы среди стражей? Семеро. Семеро!

Вместе со словами взметается магия, вонзается в мебель и стены вокруг тлеющими огоньками. В комнате сразу жарко и душно, как от близкого пламени костра. По потолку и стенам мгновенно проносится тень, слизывая всё без остатка, и снова оседает вокруг Кирилла по закатанным рукавам тёмной рубашки и геометрии татуировки.

Два стража, которые готовы стоять рядом друг с другом, даже если весь мир погребён во тьму. Ровный огонь и дикое пламя, древний вулкан и искрящийся туман.

Печатник впивается руками в стол, сгибаясь под жаром вокруг себя. У него явно нет сил на противостояние, ни на земляной щит, ни на поглощающий горящий купол. Вокруг по столу рассыпан пеплом табак, от сожженной бумаги кружит пепел.

— Рассказывай, — зло бросает Кирилл, как всегда торопящийся вперёд. — За что ты продал своих?

— Вот потому вы никогда и не поймёте.

Печатник медленно вытирает тыльной стороной ладони кровь с прокушенной губы, скупыми движениями стряхивает коричневый табак прямо на пол.

— Правильно Шорохов когда-то хотел убрать одного из вас. Вы зарываетесь и не видите ничего вокруг себя. Только Служба имеет значение. Знаете, я хотел уйти, когда на пост назначили Игоря. Остался посмотреть, что выйдет.

Он говорит хрипло и тихо. Как человек, которому уже нечего терять. Достаёт медленно из кармана новый мешочек и знакомую многим стражам чёрную фляжку с крепким и обжигающим пойлом.

— Служба никогда никому не мешала в составе Управления. Всё чинно, аккуратно. Никто не вылезал с сумасбродными идеями. Нас было мало, но достаточно. Мы не лезли и не кичились тем, кто мы есть. Знали своё место без наглости или зазнайства.