— Хватит с нас долга перед другими — обеспечьте безопасность родным и близким. Любой прорыв может быть провокацией. У кого сейчас есть задачи, работайте. Всем остальным — домой. Это приказ.
С явной неохотой многие стражи и печатники медленно тянутся к выходу, в ранние октябрьские сумерки, подобно распаленным и разъяренным воинам, оставленным без справедливой битвы. Уже вынуты мечи и наставлены ружья, но нет долгожданного скрежета оружия или грохота выстрелов с пороховым дымом.
Просторный холл с уютными диванчиками, тыковками на подставках, осенними бордово-красными сухими букетами и в мягком освещении ламп по стенам уже пуст и тих. Негромко и приятно журчит искусственный водопад так умиротворенно и спокойно, будто ничего другого в мире и нет.
Кирилл мерно спит на маленьком диване в углу в неудобной и скрюченной позе, укрывшись до носа собственной кожаной курткой.
И кажется, что над ним мягко колеблется сероватый дымчатый полог.
Николай почти безжалостно стягивает куртку с недовольно дёрнувшегося Кирилла, лишая приятного и пригретого импровизированного одеяла, пусть и пропахшего сигаретами и кожей.
— Пора, красавица, проснись.
— Иди на хрен, — сонно бормочет тот в ответ и всё-таки приоткрывает один мутный глаз.
— Ты сам просил разбудить, когда буду уходить. Ты хотел к Дане заехать.
— Ага. Пока мы одни, скажи, чего ты хочешь от Димы добиться, а? Может, он вообще не придёт?
— Значит, я подышу свежим рассветным воздухом.
— Угу. Очень разумный план. Не заговаривай мне зубы. Это ведь из-за Киры?
— Да.
Кирилл скидывает ноги на пол и медленными движениями выуживает пачку сигарет из кармана брюк, молча протягивает одну Николаю, который всё-таки садится рядом. Они едва касаются друг друга плечами и одновременно закуривают от огоньков на пальцах.
Два стража, связанные клятвой на костре и крови.
— Ты веришь, что она жива? Ведь ни Соня, ни Дима прямо ничего не сказали.
— Именно это я и хочу узнать. И раз он так легко согласился, значит, тоже на что-то рассчитывает.
— А ты не думал, что Шорохов всё-таки имеет отношение ко всем этим нападениям и экспериментам?
— Я удивлюсь, если он не имеет. Поехали.
***
«Здесь просто жуткая тоска, а сеть ловит через раз. Всё безмятежно, как в сонном санатории для оздоровления. Белизна и санитария. Иногда мне кажется, я задыхаюсь, как в невидимой клетке с прочными прутьями. Или мир плывёт, и кто-то тянет в чёрный водоворот и тьму. Мне ставят капельницу, и от неё тише огонь, поят отваром и мило улыбаются. Говорят, скоро станет легче, но на вопросы не отвечают. Но я узнала…»
«≫>… — что-то скрыто прямо здесь, на нулевых этажах. А ещё я стала забывать. Какую-то часть себя или что-то неуловимое и неважное.
Иногда не помню, какая на вкус морская вода. Или запах пламени свечки. Ты когда-нибудь замечал, какой вкус у поцелуя? Я помню твой. Горький дым и туман. Но боюсь, что завтра уже забуду. Чёртово безумие. Мне страшно, и я бы хотела прямо сейчас рвануть отсюда. Но сначала узнаю правду».
Вечер течёт проливным дождём и глухим рычанием грома где-то в чёрном небе, когда они оба ныряют в тихий и сухой подъезд невысокого дома. Ботинки оставляют жидкие дорожки следов, а к подошве прилипли несколько раскисших когда-то ярких листиков.
— Осенью не бывает гроз, — задумчиво протягивает Николай.
Ему кажется, что носки промокли, а шерстяное пальто теперь сыро пахнет мокрой псиной. Или всё дело в шерсти на брюках после жарких объятий тёплого пса Шорохова, который бесшумной рысцой исчез за углом.
Николай уже давно подозревает, что тот не так прост — за все эти годы не постарел, а ладонь чуть покалывает при прикосновении к мягкой шерсти.
Как ручные тени, дымчатыми колечками оплетающие запястья стражей.
Мог ли Шорохов проводить собственные испытания? На больших чёрных псах с высунутым красным языком?
Кирилл что-то быстро набирает в телефоне, стирает несколько раз и снова лихорадочно водит пальцами по гладкому экрану телефона под лёгкие щелчки клавиатуры. Его ответ звучит тихо и немного невпопад.
— Ночные осенние дожди полны тайн и тёмного шторма. Кто знает, что они несут в себе.
— Тебя на поэзию потянуло?
— Нет, просто дурное предчувствие. В этом городе достаточно милинов, чтобы вызвать любые погодные неприятности. Кристина пишет, что нашла что-то в подвалах. И будто забывает саму себя. Мне это не нравится.
— Дай ей время. Мы начеку.
На пронзительный звонок Даня открывает не сразу.
Николай его едва знает, но сейчас это совсем не тот весёлый и вечно подвижный парень, который создавал хрупкие и изящные фигурки из тысячи брызг с запахом океана, исподтишка выспрашивал про пряные настойки и искренне сетовал, что оттягивают командировку.
Cейчас он походит на омертвевшую и пустую оболочку с запавшим взглядом, неловкими движениями и ощутимым холодом внутри. Обнаженные загорелые руки покрыты мелкими мурашками, а в пальцах зажата тлеющая сигарета — кажется, просто так.
Пепел падает прямо на пёстрый ковёр квадратного коридора.