Туман и гроза (СИ)

Свет только на кухне — и то тусклый, от одинокой лампы из цветного стекла в оплётке бечёвки. На столе книга в светлой обложке со звёздами, силуэтом пары и завитками названия, на плите — нетронутый подсохший рыжеватый пирог. На одном из стульев скомкан огромный серо-бордовый шарф, словно его только откинули в сторону после чтения книги. То ли второпях, то ли просто небрежно. С надеждой на скорое возвращение.

Дождь за окном усиливается и всё громче стучит по стёклам.

Даня с хмурым видом прислоняется к плите и как-то растерянно то ли спрашивает, то ли предлагает:

— Я чай заварил. Кажется… будете?

— Нет, спасибо, — отвечает Кирилл. — Я знаю, что это едва имеет значение, но её смерть была лёгкой и быстрой. Никаких мучений или боли.

— Да, хорошо. Сегодня звонил родителям, они в отпуске в Праге и вряд ли вообще поняли, что я сказал. Может, потому что сам не понимаю, что произошло. Мне всё слышится, как поворачивается ключ в замке, и её голос с порога.

Николай изнутри дёргается от этих слов.

Пятнадцать лет прошло, а он как сейчас помнит, что ждал Киру каждый тоскливый и бесконечный вечер в отчаянной и горькой надежде, что она вернётся. Однажды. Ведь как может быть иначе?

Даня резко замолкает и теребит в пальцах глиняную фигурку слоника. Немного неуклюжую, с крохотной трещинкой на боку и задранным вверх хоботом. Ещё несколько похожих на крепкой полочке над кухонным столом у стены.

— Она постоянно ругалась на то, что я тащу домой всякий хлам, который только пыль копит. И при этом у неё целых две полки с такими фигурками, представляете? Я как-то… не замечал, что ли.

— Когда Кира исчезла, я не мог заставить зайти в её комнату, от которой она вечно меня гоняла. Прошло несколько дней, помню, искал одну из своих кассет, а нашлась она в плеере Киры, оставленном на столе. И рядом список песен, которые ей понравились.

Даня зажмуривается, сдерживая рвущуюся наружу едкую и горькую боль, и весь съёживается. Его потряхивает от холода — он в одной тонкой футболке, а от окон тянет сырым дождём и стылым воздухом.

Чем-то мертвенным.

Наверное, так по осени замерзают души в тоске по тем, кто уходит за мрачный порог, чтобы больше никогда не вернуться. В долгие дожди и туманы полей с круглыми силуэтами тыкв и терпким ароматом ритуального колдовства.

Никакие огни мегаполиса не могут стереть того, что в крови у каждого мага, что проглядывает сквозь деловые костюмы, яркий свет экранов смартфонов, бетон и стекло высоток. Первозданные стихии, влажная земля под босыми ступнями, запах костров с ритуальными подношениями, дикие ветра и океанские волны.

И отчего-то осень пропитана сейчас ими сполна.

Кирилл быстро уходит в комнату — он здесь куда увереннее себя ощущает, чем Николай, — и возвращается с явно первым попавшимся свитером толстой вязки, от которого едва заметно пахнет морем. Всё-таки заварив какой-то сбор в белом с коричневым чайнике, аккуратно уточняет

— Ты хотел что-то рассказать?

— Я не знаю, важно ли это, — Даня с каким-то удивительным удобством устраивается на жёсткой табуретке, притянув к подбородку одну ногу, — но я всё думал, почему Сара ничего не говорила про своего мужчину. Более того, она будто и не хотела, чтобы я вообще о нём знал. Она очень смутилась, когда я вернулся и сразу сказал, что в доме пахнет мужским одеколоном. Ничего такого не имел в виду, конечно, нет! Но она всегда отвечает… точнее, отвечала… если я спрашивал напрямую. А тут только одни недомолвки.

— Тебя это не удивило? — уточняет Николай. — Когда вокруг такая чертовщина, а твоя сестра…

— Только не обвиняйте Сару! — резко кидает Даня, и от его злой, пронизывающей ярости сразу как-то не по себе. — Она бы никогда не предала никого из нас. В этом я уверен.

— Она пропускала в клуб теней. Проход с нижнего этажа ведёт в здание с сильным магом-тенью. Возможно, он натравил на Сару то, что убило её. Все её намёки вопят об участии в творящемся хаосе.

Даня молчит, уставившись в одну точку перед собой, поникший, угнетенный своим горем и хуже всего — клубком вскрытых тайн, очерняющим близкого человека.

На мгновение Николай представляет себя на его месте. Как бы он отреагировал, если Кира не случайная жертва и не заблудившаяся во мраке девочка без света и выхода, а одна из свиты того же Олега? От такой мысли сердце сдавливает тугими лентами боли, но, в конце концов… что он может знать?

Что лучше — смерть или предательство?

Кирилл молчит, не вмешиваясь.

— Так ты смог что-то выяснить?

— А? Да. Подождите.

Даня приносит сложенную пополам фотографию из полароида с замявшимися уголками. Изображение тёмное и немного мутное, Сара в профиль к камере в любимом серебристом платье, облегающем её фигуру, как гладкая кожа с чешуйками, и нитями жемчуга на плечах. Скорее всего, её клуб — или какой-то приём.

— Сара всегда, — Даня снова запинается, — любила собирать мелочи, касающиеся её отношений. Когда-то даже оставляла на память рубашки мужчин, с которыми провела ночь, а в телефоне была куча фоток, но не в этот раз. Но я знал, что хоть что-то у неё должно остаться. Это я нашёл в одном из ящиков.