Туман и гроза (СИ)

Возможно, он слишком часто ходил за пределы человеческого мира и привык к месту, в котором не работает электроника, только магия и порой механика.

Камень горячит спину до самых косточек, изгоняя из них холод осени. Позвонок за позвонком Николай чувствует, как его отпускают тянущие жгуты усталости и напряжение последних недель. Давно он не чувствовал в себе такого жгучего одиночества, разъедающего душу на тонкие полоски.

Николай рос без отца, бросившего мать незадолго до его рождения. Их было трое вместе с его старшей сестрёнкой, которая тайком таскала ему по ночам печенье с кухни и обнимала, если снились кошмары.

Она погибла так глупо, затянутая в сомнительное приключение по миру теней, чьи загадки будоражат кровь некоторых молодых магов. Мать сгорела от горя следом, оставив Николая наедине с двумя могилами и жаждой мести. Вот только мстить было некому — ребята погибли все до единого.

Шорохов заменил ему отца. Кирилл стал братом, которого у него никогда не было.

Теперь один болтается неизвестно где, игнорируя все звонки и оповещения, а второй танцует с тенью внутри себя.

Рядом раздаётся смех и шепот голосов. По хамаму как тени скользят другие гости, затянутые в светло-серые полотенца, такие же любители экзотики, как он сам. Новые клубы пара вытягивают из тяжёлых мыслей, щекоча нос пробуждающим ментолом. Пора на выход, так и уснуть можно. Пока Николай сползает с камня и идёт к выходу, он ощущает на себе любопытные и царапающие взгляды других гостей. Как же — сам начальник Службы стражей. Воздух дёргается от лёгкого заклинания, рассеивающего внимание. Ему достаточно быть наедине с собой.

Перед дверью в раздевалку ледяной фонтан вместо душа. Николай зачерпывает горсть колотого льда, переливающийся насыщенно белым цветом, и растирает по груди и спине, выдыхая от покалывающего холодка. Подтаявший лёд течёт по шее вниз между лопаток, по рёбрам и животу, впитываясь в мягкую ткань полотенца вокруг бёдер. Приятный пряный холодок заставляет вздрагивать. Это те ощущения, ради которых он ходит в хамам — пар и лёд, их не познать магией тому, кто носит в себе землю и огонь.

Закончив обтирание льдом, Николай направляется в раздевалку.

В зоне отдыха никого нет. Только растекаются переливы арфы в полумраке помещения, освещенного язычками пламени в чашах по стенам. Николай, переодевшись в чистую футболку и штаны, забирается на один из шезлонгов в ожидании чая. В руках он вертит колбу с эликсиром, сейчас тускло-серым.

— Чай? — к нему подходит девушка в полупрозрачных шелестящих одеждах и с забранными в высокую причёску волосами. На подносе фарфоровая чашка, от которой поднимается сладковатый пар.

— Да, спасибо. Поставьте здесь, — он кивает на столик рядом.

— Ещё что-нибудь? — осторожно уточняет она. Николай смотрит на неё сверху вниз, мысленно раздевая взглядом и прикасаясь магией, распускающейся шелковыми бутонами цветов, к щекам. Девушка краснеет, опуская взгляд. Не его тип.

— Нет, спасибо.

Чай действительно сладкий и приятный. Николай прикрывает глаза, погружаясь в лёгкую дрёму.

Он вздрагивает, когда в его сознание словно запускают ледяные щупальца, от которых голова взрывается болью. И тут же холод охватывает его с ног до головы до мгновенного озноба, отсекая внутренний огонь.

Николай дёргается, пытаясь открыть глаза, но их щиплет от искр костров. Слух, осязание, обоняние — всё изменено и стёрто. Воздуха слишком мало, и лёгкие жжёт нехваткой кислорода.

Его поднимает в воздух, разрушая связь с землёй. Он пытается сломать ледяные оковы вокруг себя, надрываясь всей магией, но тут приходит боль. Она обжигающе течёт по рукам от локтей к запястьям, выходя толчками крови. Внутри холодный колодец с ухнувшей в него магией сухри. Хочется скрести рёбра изнутри, чтобы добраться до неё, но кто-то делает это за него, рассекая кожу осколком льда.

Кровь всегда отличная приманка для теней.

И они приходят, вонзаясь в так ненавидимого ими стража, кусая и запуская свои когти в саму душу. Изо рта вырываются судорожные хрипы.

Он не сдастся.

Надо открыть глаза. Преодолеть бездну колодца, ведь не зря он просиживал столько часов в камере без силы. Кипящая боль вздувается в пальцах. Наверное, он кричит, но вместо криков в ушах стоит болезненный звон.

Он не знает, сколько проходит времени, когда ощущает под собой колкость шерстяного ковра своей квартиры. С трудом разлепляя веки, Николай сквозь марево боли оглядывает комнату. Чья-то фигура приближается, носок тяжёлого ботинка врезается в челюсть. Николай теряет сознание.

Он приходит в себя от жуткого озноба, не способный пошевелиться. Вокруг всё плывёт, но это и правда его квартира. Ни холода, ни теней. Магия бьётся внутри свободным огнём и жизнью земли, но сил на простейший вызов язычков пламени нет.

Николай ползёт к дивану, рядом с которым журнальный столик и телефон, когда чувствует рядом шебуршение. На пределе воли он выставляет хотя бы щиты. Нечто живое и тёплое стонет и подаёт голос.

— З-за что?