Туман и гроза (СИ)

— Т-т-т-ише, — зуб на зуб не попадает. Он хочет дотянуться кончиками пальцев до существа, но руки безвольные и слабые. Острая боль при каждом движении никак не даёт добраться до столика.

— Н-не н-надо больше, — скулит существо.

Да где же этот провод, когда он так нужен? Зацепись он за него, и можно сдёрнуть трубку.

Николай справляется с руками и стирает нечто липкое с глаз тыльной стороной ладони, чтобы взглянуть на того, кто рядом.

К горлу подкатывает тошнота.

На него смотрит третья пропавшая студентка. Вот только её лицо обезображено и искалечено. Его правая часть сдвинута немного вверх, создавая полную асимметрию.

— Н-не н-надо б-больше, — исковерканные слова едва слышны. В её глазах нечто куда хуже страха — первобытный ужас и неимоверная боль.

— Хорошо, — Николай хочет приблизиться к ней. Воздух горчит и набит пылью. Или это его лёгкие. Девушка судорожно отползает назад, вывернутые пальцы рук непроизвольно дёргаются.

Он не успевает сказать ещё что-то, когда раздаётся дикий грохот, и в комнату врывается Кирилл в отблесках пламени и со слетающими искрами. Он быстро осматривается, выискивая теней, но, не обнаружив ни одной, бросается к Николаю, срывая с себя рубашку. Пуговицы с перестуком отскакивают от пола. Звук рвущейся ткани мешается с судорожными всхлипами Анны.

— Держись, я уже вызвал лекарей, — его голос слышен издалека. Жёсткая ткань обматывается по рукам.

— З-за что?

Николай видит шок на лице Кирилла, когда тот поворачивает голову в сторону девушки. И следующая фраза бьёт под дых.

— П-поч-чему вы м-меня м-мучил-ли в-всё эт-то вр-ремя, Н-Никол-лай?

========== Часть II. -9- ==========

— Где у тебя чай?

Кирилл быстро перебирает жестяные банки в кухонном шкафу Николая, разглядывая в полумраке подписи, выведенные каллиграфическим почерком. Ничто не злит больше, как бездействие и когда вся посильная помощь сводится к простому алгоритму по завариванию чёрного крепкого чая.

Николай молчит, прислонившись лбом к холодному стеклу окна. Одна рука придерживает колючий край пледа, во второй пакет с замороженными овощами, прижатый к подбородку. Из окна тринадцатого этажа многоэтажки виден простор речного канала и московского проспекта, расцвеченного фарами и оранжевыми фонарями.

— Коля! — Кирилл с силой захлопывает шкаф, отворачиваясь от бездушного дерева к другу, сжавшемуся на стуле в углу маленькой кухни. Без магии огня сухри замерзают и таят. Потухшие свечи с призрачным запахом дымка. — Где чай, спрашиваю?

— В деревянной коробке. Она там одна, — слабый жест рукой в сторону шкафа.

Он поправляет съехавший по плечу шерстяной плед и кутается в него как в убежище.

Уставший, растрепанный, с аккуратными белыми повязками от запястий до предплечий и с синяком на подбородке, он совсем не тот хладнокровный начальник Службы стражей, которого все привыкли видеть.

Кирилл ставит чайник на плиту, сдерживая вопросы, пока Николай сам не будет готов рассказать обо всём.

Саша едва слышно входит на тесную кухню, вытирая на ходу руки. В нём пламя домашнего очага с горьковатым и древесным запахом. Магия тёплым коконом обнимает стены кухни, вытесняя раздражение Кирилла и успокаивая метания.

— Ну, ковёр я тебе рекомендую выкинуть.

— Или повесить на стенку с подписью «на нём чуть не сдох страж», — бурчит Кирилл. — Твоя соседка такой шум и гам подняла, хотела в полицию звонить! Хоть бы табличку повесил. Тут живёт злой страж. По ночам ко мне ходят в гости тени.

— Протоколы составлены? — Николай запрокидывает голову на стену, отрываясь от созерцания промозглой ночи и игнорируя подколки друга. Кирилл чуть не фыркает — официальные процедуры волнуют его сейчас меньше всего. В отличие от холода колодца во взгляде Николая.

— Да, и печать я восстановил. Давно такого не видел, она взломана в хлам, — Саша садится на стул верхом, закидывая тряпку в мусорное ведро.

Втроём на кухне уже тесновато, но здесь газовая плита с синими огоньками, горячий чай и нет привкуса крови и лекарств в воздухе.

— Грейся, — Кирилл ставит три разномастные чашки на маленький стол, который, судя по многочисленным въевшимся пятнам и царапинам, используется чаще как лабораторный, чем обеденный, и садится с торца.

— К-как ты уз-знал? — зубы Николая стучат о край ободка, выдавая вновь охвативший его озноб.

Кирилл не торопится пить чай, предпочитая изучение рисунка кухонной плитки признанию своей слабости. Но ночи на кухнях обладают той притягательностью, побуждающей выдавать самые сокровенные тайны.

— Я оставил одно звено заклинания.

Простая правда, скрытая под белёсыми шрамами на запястье. Саша удивленно вскидывает брови, но деликатно молчит, оставляя им вдвоём разбираться со своей связью якорей.

Дым сигареты мешается с тенью, вихрящейся по плечам и рукам Кирилла. Полупрозрачный морок души с запахом дубовой древесины.

— Хоть одна хорошая новость, — в голосе Николая словно облегчение. Он со вздохом кидает пакет с овощами на стол, аккуратно касаясь пальцами подбородка, проверяя, насколько больно. Кирилл так не считает. Поблажка и непозволительная слабость.

Ему просто не нужен другой якорь, кроме Николая.