Туман Луизианы

— Лоиз, не просите меня вдаваться в эти подробности! — умоляюще пробормотала та. — Боюсь, что произнести это я не в силах. Ближе к свадьбе мы еще вернемся к этому разговору, если вы пожелаете. Но пока просто знайте, что брачное ложе — это необходимое зло, которое нужно терпеть ради успешного и благополучного брака.

После этого разговора Луиза не могла прийти в себя еще несколько дней. Вернулся мистер Уоррингтон, и она в страхе тайком разглядывала его, пытаясь представить, что такого отвратительного он с ней будет делать каждую ночь? Она смотрела на его руки, и память услужливо подбрасывала картинки из их совместного путешествия. И то, как он заботился о ней, как перевязывал ноги, как брал иногда на руки, молча неся через болота, как смеялся… Если ей придется терпеть его прикосновения ради того, чтобы быть рядом, она согласна!

Придя к этой мысли, Луиза немного успокоилась, решив, что обязательно обдумает предстоящее, когда придет время. А пока ей бы хотелось просто проводить немного больше времени со своим женихом, попытаться узнать его получше. Но он как назло не стремился к тому же.

В очередной раз проводив его грустным взглядом, Луиза тоскливо вздохнула и тут же вздрогнула, встречаясь с горящим ненавистью взглядом Таонги. Та стояла, держа в руках поднос, и буквально прожигала Луизу насквозь. Кажется, о том, что в ее жизни как раз таки ничего не изменится, служанка пока даже не подозревала. Но — и тут Луиза гордо вздернула подбородок и прошла мимо — ставить в известность служанку о том, что она останется любовницей мистера Уоррингтона и после его свадьбы, Луиза не собиралась. И что бы там ни говорила миссис Пинс, при мысли об этом на глаза невольно наворачивались слезы.

24 глава

Осень в этом году выдалась особенно влажной и душной. Рубашка липла к телу, пот градом стекал по спине, крохотные мушки, ползающие по лицу, невероятно раздражали, но Томас не смел пошевелиться, играя свою роль до конца. Едва ли кто-нибудь смог бы признать в бродяге, валявшемся за углом шумного салуна, одного из богатейших плантаторов Луизианы. Шляпа, надвинутая на глаза, позволяла беспрепятственно разглядывать подъезжающих и выходящих из одной из самых грязных забегаловок Техасской территории Новой Испании.

Индейцы, беспрепятственно передвигавшиеся по городу, практически не привлекали чужого внимания. Женщин на улице не было, только изредка проезжал экипаж, в котором можно было разглядеть кружево мантильи и яркие блестящие глаза.

Невысокий жилистый индеец появился в конце пустынной улицы, когда Томас решился наконец поменять свое местоположение, сделав вид, что пытается встать, но тут же свалившись обратно, успев поудобнее подогнуть под себя затекшую ногу. В этот момент дверь салуна распахнулась, на улицу вылетели двое мужчин, сцепившихся в драке. Невозмутимо переступив через дерущихся, индеец пошел дальше, останавливаясь над лежащим Томасом и небрежно пихая его носком мокасина.

— Вставай, белый человек, — презрительно протянул он, не обращая внимания на шум за спиной. — Мой вождь сказал, ты должен ему. Вставай, или я привяжу тебя за ногу своего мустанга и протащу через весь город.

Томас недовольно заворочался, пытаясь увернуться от юркого носка индейской ноги, а дерущиеся, заинтересовавшись происходящим, медленно разомкнули объятия, поднимаясь. Индейцы редко позволяли себе подобное обращение с белыми людьми, а значит, этот пьянчужка действительно допрыгался.

— Эй, гринго! — Крепко сбитый смуглый мексиканец с жалостью смотрел на попытки Томаса подняться. — Что от тебя хочет этот краснокожий? Хочешь, мы поможем тебе от него избавиться?

— За определенную плату, конечно, — поддакнул тот, кто еще пару минут назад готов был всадить нож меж лопаток своему собутыльнику.

Тем временем Томас поднялся, отчаянно шатаясь, и похлопал по карманам. Затем сокрушенно развел руки, громко икнув. Бывших дебоширов обдало волной застарелого перегара. Поняв, что здесь им нечего ловить, они пожали плечами и скрылись в салуне.

— Поторапливайся, белый человек, — флегматично протянул индеец. Поднявшийся ветерок шевелил немногочисленные орлиные перья в иссиня-черных волосах. Тяжело вздохнув, Томас кивнул, показывая, что готов идти, и поплелся за индейцем.

Улица казалась бесконечной и совершенно безлюдной. Правило сиесты, завезенное сюда испанцами, неукоснительно соблюдалось всем городом, и только в салуне беспрестанно кипела жизнь. Стоило путникам зайти за угол цирюльни, как оба моментально преобразились. С индейца тут же слетела напускная медлительность, движения стали выверенными и плавными. Томас выпрямился, из глаз пропала сонная одурь. Он повел плечами, разминая затекшие мышцы, и с готовностью посмотрел на спутника.

— Человек, которого ты ищешь, сейчас здесь. — Индеец показал глазами на второй этаж цирюльни, где размещались гостиничные номера. — Я следил за ним весь день, из комнаты он не выходил.