Туман над Токио

Теперь надо было спешить на сцену приёма у хозяина. Татьяна с Агнессой вновь вернулись с трофеями: автографами маэстро на программках. У меня случайно выпал из рук карандаш для подводки век и укатился под гримировальный столик Татьяны. Она заёрзала на подушках, потом со вздохом полезла под зеркало и крикнула из глубин: «А, вот он!» Мива поправила мне заколку на свежесооружённом «ананасе», Рена угостила мятным драже, а Аска заинтересовалась сывороткой мгновенного действия «Christian Dior», которой я пользовалась для улучшения цвета своего бледного, как воск, лица и которую старательно экономила. Но ради взаимовыручки и согласия в гримёрной я не пожадничала и предложила ей протестировать эликсир молодости. С виноватой улыбкой Аска протянула мне ладонь и я ей щедро накапала геля, отчего та воскликнула: «Ой, как много!»

Ни фруктов, ни сладостей Кейширо-сан в антракте не принёс. Всё шло славно… Меня не обзывали идиоткой, не били по ногам турбощёткой, моё биополе не бомбили отрицательно заряженные частицы и даже стирка пройм атласного дезабилье в умывальнике получила бы наверняка «добро» от предводительницы дюймовочек и мальвин.

Полулёжа, как одалиска на султанских подушках с кистями, я слушала три своих песни и знала, что в этот момент моя мама не стоит по щиколотки в воде, а, сияющая, в любимом платье из светло-сиреневого кримплена, радуется в золотом городе моему спокойствию.

Спускаясь к сцене, я встретила джентльмена Аракаву в отутюженном смокинге, и как положено по рыцарскому этикету «gentlemen first»[110], он проник за кулисы первым, даже не придержав тяжёлые звукоизолирующие шторы, которые больно хлестнули меня по лицу. Обернулся… Сейчас попросит прощения…

– Не забыла? Завтра в девятнадцать ноль-ноль… в баре «Tango del Sol»…

– Не извиняйся, Аракава!

– Чего «не извиняйся»? – не понял джентльмен, в который раз глянувший на меня как на неадекватную.

– Да не забыла я! Завтра в семь вечера!

И манеры, и тон Аракавы бесспорно являлись типичными для альф признаками симпатии к девушке…

* * *

Нагао-сан сидел на замшевом табурете метрах в десяти от выхода на сцену с видом «Не беспокоить. Вхожу в роль». Аска, занявшая обычные позиции и окружённая девушками в голубом, негромко хохотала, косясь на него краем глаза. Агнесса всё норовила попасть в поле зрения кумира, а он всё норовил отвернуть от неё голову. Грызни в орхидеях не случилось, поэтому для меня это был удобный доступ к маэстро для выражения благодарности за вчерашний клубничный торт. Осторожно, робким шагом я приблизилась к хозяину:

– Прошу прощения, Нагао-сан… Не помешаю? Хотела поблагодарить вас за пирожные…

– Не стоит благодарности! На здоровье!

Из-за шумных разбирательств служанки с женихом, нас с маэстро было плохо слышно и все креолины и смокинги напрягли слух.

– Вообще-то в сливочном креме много холестерина… вредно как бы… – просветила я господина Мураниши, потерев ладони об атласную ткань на бёдрах, и тот внимательно проследил за моим бессмысленным жестом.

Буян Кунинава-сан от ревности уже почти задушил на сцене свою любимую девушку с камелиями, и та, всхлипывая, затихла. В зале раздались редкие хлопки – зрители были в смятении: аплодировать или нет кровавой распре служанки и жениха. А за кулисами раздался возглас маэстро:

– Очень красивая попа!

Снова глянув на мои бёдра, хозяин мужественно двинулся к выходу на подмостки и напоследок во всеуслышание подтвердил сказанное:

– Попа просто великолепная!

По ту сторону, под софитами, вкушали любовь и аплодисменты зрителей звезда криминальных сериалов Кунинава и Мельпомена японских зрелищ госпожа Фуджи, а по эту сторону вошла в ступор Аска, лишились дара речи девушки в голубом, замерли Аракава, Кен и Джун, окаменели Марк с Джонни, остолбенели статистки из свиты госпожи Оцука, а с ними все мелкие актёры и фигуранты, Татьяна выпала в осадок и залилась краской я. Соноэ-сан, только что подошедшая, не поняв в чём суть дела, подтвердила:

– Вот-вот, верно! Попа у Нагао-сан – великолепная!

Спрашивается, и почему я не провалилась сквозь деревянный настил в трюм, прямиком на подъёмно-спусковые механизмы?

Наш выход…

* * *

Хорошо, что на балконе никто не курил и не развешивал бельё. Красная, с пылающими щеками, я нуждалась в охлаждении. Что это было? Позор на мою голову? Или высочайшая милость? Может, у замкнутых, скупых на выражение чувств здешних мужчин похвалить при всём честном народе зад женщины было равносильно публичному признанию в романтическом влечении к ней?

Холодный ветер остудил моё тягостное смущение. В конце концов, европейкам не привыкать к таким комментариям, и у нас девушки демонстративно игнорируют оценщиков их попок.

В гримёрной все были на местах и встретили меня зловещим молчанием. Зеркала отражали взгляды, предвещавшие полный конец мятных драже, шоколадных батончиков, пожеланий сладких снов и настойчивых просьб любить и жаловать. Правда, Рена с Каори молчали не злобно, а отстранённо, шурша целлофановыми пакетами. Да и Мива с любезным безразличием пододвинула мне зачем-то бутыль с антисептиком.