Туманные аллеи

– Настя, послушай, – начал рассуждать Антон. – Не надо ничего придумывать. Ты не красавица, не модель, но ты очень симпатичная девочка. Я вижу твои задатки, ты разовьешься и будешь сводить всех с ума.

– Мне тоже так кажется, – с неожиданной убежденностью сказала Настя. – В крайнем случае, есть пластическая хирургия. И с кожей как-то можно решить. Но чтобы развиться, мне лучше все-таки быстрее стать женщиной. Помог бы, Антон, я тебе памятник при жизни поставлю.

– Нет. Не хочу быть ручкой от зубной щетки.

– Дурачок, я же тебя люблю! Не как ручку!

– А я тебя не люблю.

– Ну и что? Я и не требую. Я просто прошу от тебя помощи. Когда кому-то операцию делают, разве надо, чтобы хирург любил?

– Это разные вещи.

– Да, извини, – согласилась Настя. – Сейчас по-другому объясню. – Она потерла лоб. – Черт, не надо было пить. Я же это сто раз говорила. Репетировала. Короче, как-то так: я тебя люблю и мечтаю, чтобы ты меня сделал женщиной. Ты имеешь шанс сбыть мою мечту. Исполнить. Реализовать. Или как? Неважно. Типа благотворительность. И я это так и приму. Никаких потом претензий, никаких – ага, трахнул, все, теперь люби! Могу расписку написать. Антон, ты оцени, я ведь могла бы шантажировать.

– Неужели?

– Легко! Вроде того, не трахнешь – отравлюсь и повешусь.

– Уже испугался.

– Нет? У одноклассницы моей сосед тоже не испугался. А она с балкона прыгнула. И записку оставила. Его в полицию таскали, а отец этой девочки его теперь караулит каждый вечер и грозится убить.

– За то…

– Да за то, что не трахнул его дочь!

– Не за это. За то, что не нашел способа ее отговорить.

Антон сам не заметил, как налил себе второй стакан. С удивлением увидел, что и он уже почти пуст. А в голове слегка туманится. И мысль коротко возникла: почему бы и нет, в конце концов? Но тут же исчезла, зло вякнув, как пнутая ногой дрянная кошка, нагадившая в углу.

Он сосредоточился, ища умные и точные слова, но Настя опять заговорила.

– Я знаю, почему ты не хочешь. Если ты это сделаешь, у тебя не будет шансов с Ленкой.

На самом деле Антон об этом даже не думал, слишком Настя его ошарашила. И обрадовался подсказке:

– Да, и это тоже. Я никогда не скрывал, как к ней отношусь. Поэтому, если я с тобой…

– Ленка правильно говорит, ты нудный, – оборвала Настя. – И так уже все ясно, нет, обязательно все договорить, точку поставить. Все, эндинг стейшен, приехали. Твое здоровье.

Они стукнулись стаканами, и в этот момент, как нарочно, вышла Елена.

– Это что тут происходит? – спросила она.

– Выпиваем, разговариваем, а ты спи дальше! – ответила с вызовом Настя, и Антон с удовлетворением отметил, что сказано было чисто пубертатно, с подлинной подростковой нахальностью. Значит, не такая уж Настя и взрослая, и к тому, что она наговорила, не следует относиться слишком серьезно. Обычные невротические шараханья переходного возраста.

– Я сейчас посплю кому-то! – выкрикнула Елена, выхватила из руки Насти стакан, поводила им перед собой, будто ища, куда вылить, но не нашла. И выпила.

– Настя совсем немного, – успокоительно сказал ей Антон. – А ты в самом деле поспала бы еще.

– Выспалась, хватит.

Елена села за стол, начала брать все, что попадалось под руку, и есть. Молча.

Молчали и Антон с Настей, словно боялись спугнуть аппетит, полезный в ее положении.

Елена ела долго – и ветчину, и хлеб, и сыр, и помидоры, и огурцы.

Потом сказала Антону:

– Налей даме.

– А надо ли?

– Надо. Немного.

Антон налил четверть стакана. Елена посмотрела на стакан, на Антона. Усмехнулась. Он понял, добавил.

Настя встала, сказав Елене:

– Твоя очередь. У меня не получилось.

– Ты о чем?

– Сама знаешь. Я спать.

Настя поцеловала Елену в щеку и ушла в дом.

– Такая мудрая, что даже страшно, – сказала Елена. – Ты зачем приехал?

– Она позвала. Что с тобой?

– Отхожу от творческого запоя с помощью запоя обыкновенного.

– Настя сказала. Новая книга?

– Да. Позвонила в издательство – свое, родное. Они в полном восторге. Леночка, мы три года ждали этого счастья! Новая книга, ура, завтра же в набор, тираж десять тысяч! Поверил?

– А что, не так?

– Нет. Кисло сказали: хорошо. И все. Дождик пошел. Хорошо. Дождик перестал. Хорошо. Увидимся после рекламы. Хорошо. Кадомцева новый сборник накатала. Хорошо. Антон, я никому не нужна. Завтра помру – десять человек за гробом пойдут. И послезавтра забудут. Да неважно. Я вот раньше стихи писала, когда было нестерпимо. Или нестерпимо прекрасно, или нестерпимо плохо. И становилось легче. Мне всю весну было – замечательно. Я Канцелевича из себя выдавила, как гной. Вместе со стихами. Стихи выходят гноем – не слабо сказала, да?

– Талантливо, как обычно.

– А вот не вышло на этот раз! Все высказала, черту подвела, и все равно накрыло. Будто я не из себя их выпустила, стихи эти, а в себя впустила. Еще хуже стало. Это мрак какой-то. Он ведь мелкий, тщеславный, не очень умный человек. Деляга – это да. Почему же… Нет, я знаю, в чем дело. Ему нужна домохозяйка. Вкусный ужин, уютная постель. А я – личность некстати. Да еще со стишочками. Два лидера вместе, так не бывает. Вот он и нашел эту Милу Янус.

– Она тоже не домохозяйка.