Тундра не любит слабых

Спорить с ним было бесполезно. Сто пятьдесят килограммов на брата при постоянном передвижении по тундре давали ему перевес в этом споре.

— Ну, счастливо. Хороший ты малый, только легкомысленный, — сокрушил меня последним ударом кладовщик.

— Спасибо за благословение, — сказал Эдди.

— Что? — не понял кладовщик.

— Спасибо, говорю, за хорошее напутствие, — огрызнулся Эдди.

Кладовщик молча похлопал его по плечу.

— Идите-ка, погуляйте, ребята, — сказал он, — а то мне надо груз принять.

Мы вышли из кладовки, громко именовавшейся камерой хранения багажа и ручной клади. Эдди ткнул пальцами в табличку с этой надписью и сказал:

— Поэма, а не название. Организация Объединенных Наций — и то всего три слова, а тут, пока прочтешь, на самолет опоздаешь.

Кладовщик был явно задет. Он напустил на себя равнодушный вид и ответил ударом на удар:

— Первый раз на Севере?.. Ясно… У нас не опоздаешь. Денек-другой подождешь вылета, а там и сам не захочешь опаздывать.

— Что, разве наш вылет откладывается? — спросил сбитый с толку Эдди.

— Еще не было такого, чтобы вовремя вылетали, — бросил ему уже на ходу кладовщик и нырнул в клубы пара, окутывавшего дверь.

Мы бросили свои рюкзаки под отличные кресла, совершенно не гармонировавшие с простенькой обстановкой здания аэропорта, стали рассматривать пассажиров.

Погода на Таймыре всегда капризная. Вылеты то назначаются, то отменяются, а пассажиры ждут.

Люди независимо от темперамента становятся похожими на йогов, погруженных в себя и в изучение того, что их окружает. Только неисправимые холерики время от времени навещают для разрядки начальство, столовую и ближайший магазин. Наиболее умудренные опытом спят.

Почти все экспедиционники независимо от профессии выглядели, как родные братья, которых папа и мама облачали в одинаковые меховые куртки, штаны и унты. Мы были одеты так же.

Иногда с улицы вбегал какой-нибудь ошалелый от хлопот человек и деловито осведомлялся:

— Геофизики?

— Нет, — отвечали мы.

— Геологи?

— Нет.

— Геодезисты?

— Нет.

— Зимовщики?

— Снимаем фильм, — поясняли мы и шли с ним, чтобы помочь погрузить в самолет или на машину ящик, контейнер, кучу мешков или что-нибудь подобное.

Кроме ехавших в «поле» были в аэропорту и ребята с какой-то зимовки, ожидавшие вылета на Большую землю. Они, видимо, не кончили праздновать окончание зимовки. Их всех роднило выражение некоторой отчужденности и какой-то растерянности: кончилась зимовка, надо расставаться, а привыкнуть к этому сразу не удается. К тому же суровая и полная большого напряжения жизнь в Арктике делает людей, с одной стороны, отзывчивее, а с другой — более строгими в оценках. «Свои» привычны до мелочей, а те, с кем приходится сталкиваться вновь, часто не походят на «своих».

Зимовщики смотрели на ожидающих пассажиров немного снисходительно. Так смотрят фронтовики, у которых еще гудит в голове от грохота взрывов, на безнадежных тыловиков.

Ребят было легко понять. Через некоторое время и мы, возвращаясь назад, будем также непроизвольно, критически поглядывать на встречных, шуметь из-за мелких проволочек и формальностей, возмущаться разными несправедливостями, которые сейчас кажутся слишком незначительными.

Мы старались не мешать этим парням, которые оккупировали целый угол, где о чем-то бурно спорили, обнимались, стучали кружками и пели. Они прощались со своим миром.

Дожидаться вылета слишком долго не пришлось. В самый разгар беседы с пришедшими проводить нас друзьями диспетчер высунул голову из своего окошечка и закричал:

— Эй, ребята! Опоздаете в Волочанку! Посадка уже кончается.

Мы ринулись к камере хранения багажа и ручной клади. Она была закрыта и аккуратная мастичная печать красовалась на пробое увесистого замка. Я побежал на аэродром искать кладовщика. Эдди с друзьями помчался в столовую. Наконец я увидел, какой выскочил с нашими друзьями из столовой и затрусил к зданию порта. Мы вторглись во владения кладовщика и выбросили на улицу все вещи. Кладовщик сразу же куда-то исчез. Пока мы соображали, как лучше доставить оборудование к взлетной площадке, где работяга «ЛИ» уже прогревал моторы, он лихо подкатил к нам на грузовике и молча показал рукой на кузов.

Машина, буксуя и зарываясь в сугробах, медленно ползла к самолету. Я не выдержал, соскочил с подножки и побежал напрямик. Дверцы были закрыты, трап убран и пропеллеры уже подняли настоящую пургу. Я отчаянно застучал кулаком по брюху машины, неотрывно глядя на фонарь пилотской кабины. Оттуда высунулась чья-то голова, моторы рявкнули и смолкли. В этот момент подоспел грузовик с нашими вещами. Дверца самолета открылась, и в ее раме появилась фигура знакомого мне еще по прошлому году пилота.

— Куда собрался без меня? — опередил я его своим вопросом.

— В Волочанку лечу… Тебе куда надо?

— Туда же… Загружай, — сказал я своим друзьям. Пока мы забивали хвост самолета ящиками, вышел командир экипажа и стал придирчиво допрашивать нас — записаны ли мы в рейс, сколько груза и т. п.

— Есть, есть, все есть! Кучи бумаг есть! Только порядка нет, — огрызался на его слова Эдди.