Тунисские напевы

Однажды вечером они особенно развеселились, будто был какой-то праздник. Они сидели в её покоях и по какой-то причине были одни. Кирго заливался смехом, а Гайдэ со словами: «ах так», ударила его большой бархатной подушкой. Тот, недолго думая, отвечал ей. И они долго бесились, пока оба не устали, не задохнулись от смеха и не упали друг на друга. Когда Гайдэ неожиданно повалилась на Кирго, дыхание у него перехватило. Я не знаю талии более сладострастной и гибкой. Ее свежее дыхание касалось его лица; иногда локон, отделившийся от своих товарищей, скользил по горящей щеке юноши. Гайде прижала Кирго к своей груди и звонко засмеялась. Грудь пахла ни шелком, который покрывал её и ни благовоньями, которыми натирались наложницы. Она пахла женщиной: непередаваемый аромат одновременно сладкий и горький. Запах, от которого у Кирго закружилась голова, сердце забилось чаще, и краска ударила в лицо. Гайдэ извивалась, играла как кошка, смеялась. Кирго тоже пытался смеяться, но ему было не до смеха.

И вот, неожиданно, в один неприметный и скучный день в прихожую явился Ракыб – страж и хранитель господина, если кто-то забыл. Он сказал, что сегодня вечером сам господин Сеид придёт в гарем и что наложницам надлежит подготовиться к его приходу. Мысль эта была тут же передана Малеем всей округе, и начались пышные приготовления. Девы бегали из стороны в сторону, кидали одежды, советовались друг с другом, спрашивали: идут ли к серьгам туфельки et cetera. Даже Гайдэ как-то оживилась, она всё спрашивала у Гайнияр про господина. «Он очень мне противен; а странно: ни за что б я не хотела, чтоб и я ему так же не нравилась» – думала она. В комнате младших наложниц они вместе с Мусифой беспрестанно крутились перед маленькими ручными зеркалами. Гайнияр вплела себе в волосы лазурные ленты, некстати подчёркивающие её второй подбородок. Мусифа облачилась в розовые брюки и елек – жилет, плотно облегающий груди. Лишь Жария бездвижно лежала на своём ложе и смотрела в потолок, не сменив своего повседневного наряда.

В комнате старших наложниц происходило нечто другое. Все наложницы-декорации попеременно приходили советоваться с Асирой в выборе своего одеяния. Асира делала вид, будто она желает всем им только добра. Часто это было именно так, и она помогала. Но делала она это не из доброты, а скорее из желания казаться доброй и этим заполучить больше власти. Есть женщины, которых главная страсть повелевать. Они и полюбив, властвуют.

Наконец настал вечер. Двери прихожей открылись, и на внутренний двор взошёл Сеид, оставив своих охранников на улице. Представьте себе мужчину лет сорока, высокого, еще здорового, но с седыми волосами и потухшим взором, одетого в синее полукафтанье. Он сел на большой персидский ковёр, обложенный подушками, постеленный только для него. Несколько наложниц- декораций сидели в уголке с музыкальными инструментами: флейтами, удами, двухструнными ребабами. Музыка летела незатейливая и негромкая. Господин взял горсть винограда с серебряного подноса, стоявшего рядом.

Тем временем из покоев вышли все до одной наложницы, они обступили господина, приветствовали его и расположились рядом. Кто-то стоял поодаль, кто-то сидел вблизи, а рядом с ним остались две самого высокого статуса: по одну его руку сидела Асира, по другую, небрежно закинув ногу на ногу, Жария.

Гайдэ стояла рядом с Гайнияр у стены, подруги всегда стараются не разлучаться в таких обстоятельствах. Сеид сказал нечто обыкновенное и увеселение началось. Музыка зазвучала громче и трепетнее, все по очереди наложницы принялись танцевать, петь или читать трехстрочный стих.

– Мне же прислали в подарок новую. Где же? – заговорил Сеид, немного заскучав, – пусть покажется. Станцует или споёт.

Асира мягко наклонилась к Сеиду; так, что полуобнажённые груди её почти коснулись его плеча. – Как прикажете, – шепнула она и махнула Гайдэ рукой.

Та вышла из-за спин, встала перед господином и царственно кивнула ему. Затем без слов и реверансов она начала танцевать, легко войдя в ритм музыки, как входят в тёплое море.

Взоры были прикованы к ней. Она порхала, ее худые девственные руки высоко взносились над головой, пальцы, тонкие и белые были в положении, точно она тянулась к чему-то сверху. Хрупкая, с обнаженными плечами и изредка мелькавшими стройными ножками, черноволосая, быстрая, в золотистом жилете, в пёстром раздувшемся платье.

– Хорош подарок, – говорил Сеид во время танца, – она уже обучена? Готова прийти ко мне? – спрашивал он Асиру.

Ей следовало бы сказать, что Гайдэ ещё не готова, что ещё стоит поработать над манерами и стихами, но она не стала. Провал соперницы пошёл бы на пользу её женственности, пусть и уязвил бы образ благодетельницы.

– Тогда, пусть сегодня вечером приходит, – заявил господин и осушил кубок с холодной водой.