Тунисские напевы

Кирго начал издалека, по обыкновению первых в жизни объяснений. Затронул свою жизнь, с его слов пустую и жалкую; описал день её появления и их первый разговор. А окончил словами благодарности за дружбу. Она вдруг стала так нежна, так робка, смущённый взгляд её зениц скользил то по его плечу, то уходил в сторону моря любоваться горизонтом, то вновь возвращался полный ещё большей неги. Она, казалось, слушала внимательно, что он ей говорил, но когда Кирго обратился к ней с каким-то абстрактам вопросом, она смолчала, смешалась, и, быть может, хотела ответить на другой, главный вопрос, который всегда задают после абстрактных.

– Я знаю… – начал Кирго и зрачки его обрамила печаль, – Знаю! Ты не можешь любить такого как я; и всё равно говорю: я люблю тебя! Хоть тело моё искалечено, но душой… До тебя я был лишь тенью, подобной той, что бесцельно ложиться на пустыню. Сердце во мне не билось; не хотелось ни свободы, ни счастья… даже мечтать я разучился. Но ты… ты всё изменила! Теперь я снова мечтаю: о свободе, о родине, о тебе. Сначала я мечтал робко и невольно, но теперь уже не могу остановиться и делаюсь всё смелее в грёзах своих. Настолько, что и теперь, имею дерзость мечтать, будто ты ответишь мне… о твоей любви. Я глупец, я знаю – я глупец… но ты показала мне волю и теперь ярмо раба тяготит. Всё вокруг сковывает, душит… так отвратительно видеть эту клетку! Всё вздор, всё несбыточно, всё глупо! Я знаю, что этого никогда не может случиться, но не могу же я молчать. Слушай Гайдэ, мы можем… – тут он хотел заговорить о побеге, о родине и счастье, но решил, что сначала нужно дать высказаться ей.

В глазах её блистало странное любопытство. Она молча смотрела на него, не в силах пошевелиться. Затем резко молвила: – Да, ты прав, я не люблю тебя и не смогу полюбить… – и задумалась над чем-то, продолжая, – не знаю, отчего не люблю… ведь ты лучше всех мужчин, которых я видела. Но нет! Ты мне теперь родной человек, как брат… но не как мужчина…мы две души, которые соприкасаются, но не сливаются.

Задумчивость Гайдэ походила на взгляд в прошлое, каким смотрят люди, узнавшие обстоятельство, объясняющее многое в настоящем. Её слова глушил усилившийся шум волн. И робкие розовые лучи заката бродили кометами в её глазах, когда она, чтобы не смотреть на Кирго, поднимала взгляд к небу.

– Я понял, не продолжай… – закусил он губы.

– Чего ты? Мы ведь по-прежнему вместе в этой клетке. И знаешь, может ещё быть счастье.

– Правда…

– Ты добрый, скромный человек и я не хочу, чтобы ты грустил из-за меня, тем более из-за любви, поэтому давай забудем. Давай будем друзьями!

– Давай – голос юноши едва вздрогнул.

Он хотел сказать ещё что-то, но нет. Они посидели немного на берегу, вглядываясь в горизонт. Когда возвращались в город, закат пылал во всё небо. Шли быстрыми шагами, молчали; Кирго старался не смотреть в сторону Гайдэ. Несколько красных облаков зависло над Великой мечетью и площадью Медины. И евнух смотрел на них пристальным, но пустым взглядом.

Гайдэ твёрдо решила никому не рассказывать о признании Кирго. А уже вечером Гайнияр внимательно и молчаливо слушала её, только по временам охая и вздыхая.

Мусифе они решили ничего не рассказывать. «Она же такая лёгкая, как ветерок… ещё проболтается кому-нибудь… или самому Кирго напомнит» – условились девы. Однако иногда рядом с ней они всё-таки перекидывались туманными намёками и так многозначительно переглядывались, что она замечала и непременно пыталась расспросить. Нет для женщины ничего приятнее секрета двух подруг, утаенного от третьей.

А что до дружбы меж мужчиной и женщиной, так её нет. Кто-то всегда хочет большего или кокетничает, или боится остаться один.

13

Жизнь пошла дальше. Кирго не стал печалиться и по-прежнему проводил время с Гайдэ и её подругами. Она его отвергла, но странное дело, Кирго был счастлив. Она была рядом – того было довольно. А будущее… о нём Кирго не думал. Да и вообще, человек не может представить себе будущее, кроме как смутной мечтой, в которую не поверит, пока она не случится.

Если бы люди действительно могли представлять своё будущее, осознавать его силу и мощь… то они бы, наверное, совершали самоубийства от счастья, потому как видели бы, что вскоре оно пройдет; и хотели бы умереть счастливыми. Но будущность есть смутная сказка, которую трудно вообразить. От того, когда кто-то со всей уверенностью говорит о своем будущем, мы невольно восхищаемся им. Потому как сами не способны представить.

Так и Кирго, знай заранее об отказе Гайдэ, не предпочёл бы жить в неведенье и призрачной надежде, он бы просто не поверил этому и всё равно признался. Здесь что-то из области судьбы или мактуба.