Турбо Райдер (сокращённая версия)

Но город не стал договаривать, город скомкал последние слова и проглотил фразу. Человек сделал пару шагов назад, всё с так же поднятой головой. Ещё шаг, ещё.

Нет, ничего не видно.

И он побежал. Нужно было добежать до ворот быстрее, чем Герберт что–то сделает.

Но тот был удивительно бездейственен. Лишь только шумел город, словно бы тяжело дышал, переживая что–то страшное, ужасное.

И человек пользовался этим, бежал, так быстро, как только мог.

Уже когда он был возле ворот, камни под его ногами всё–таки начали оживать, биться в ступни, мешать. Земля снова задрожала, в ней появились трещины, но было уже поздно.

— Вы что же это… — прогрохотало небо. — За ним! Я сказал ЗА НИМ!!

Человек скользнул в ворота. Люди медленно выбирались из кучи и бежали за ним.

Погоня была долгая. Человек обречённо бежал по улицам, сворачивая каждый раз, как видел казавшийся ему подходящим поворот, а уж куда он вёл — совершенно неважно. Поначалу он ориентировался на видневшуюся через крыши наружную стену, но каждый раз эта стена была у него перед глазами, и человек понял, что Герберт просто дурит ему голову.

Нелегко, очень нелегко убегать от того, кто может направлять твою дорогу.

Но человек пытался, хотя и было непросто.

То тут, то там из окон показывались чьи–то лица, и хорошо, если они просто смотрели! Ведь некоторые швыряли в человека мусором или камнями.

— Лови его, лови!

— Держи!

— Сто–о–ой!

И всему этому гомону толпы вторило мощное, перекрывающее всё вокруг:

— В–Е–Р-Н–И–С-Ь! ПРОШУ!

Но человек бежал, просто бежал.

Ноги, слепленные стариком–конём, оправдали себя, крепкие, выносливые, они несли человека вперёд. Сами ли они избегали разверзающихся неглубоких ям и прыгающих под ногами камней, или это человек уворачивался и от того, и от того? Человек сам не мог ответить на этот вопрос.

Чем дольше он бежал, тем теснее становились улицы и сильнее нависали над ним крыши, тем яснее становилось, что впереди лишь тупик и выхода нет.

И уже тогда, когда казалось, что остаётся лишь сдаться, человек увидел у своих ног канализационный люк, полуоткрытый из–за постоянных колебаний земли. Конечно же, оторвав люк, швырнув его в сторону, человек нырнул внутрь, упал по колено в мутную затхлую воду и быстро–быстро, насколько это возможно было в воде, пошёл куда–то, не зная куда, лишь бы подальше.

В ту же секунду проход, через который человек попал в канализацию, завалило кусками камней и асфальта. Человек оказался в темноте. Он вынужден был идти на ощупь.

Долгие часы в темноте он не мог видеть, куда идёт, а когда тоннель осветился тусклым светом, человек обмер: перед ним открывался вход в тоннель другой, большой, даже огромный, выложенный плитами, и в этом тоннеле в темноте слабо–слабо горящих ламп можно было разглядеть железную дорогу.

Человек распрямился и оказалось, что он так привык быть полусогнутым, что это вызвало у него боль.

Когда боль утихла, человек обернулся, чтобы посмотреть назад: не идёт ли кто? Никто не шёл. Человек увидел, что проход, через который он прошёл, можно закрыть мощной железной гермодверью. Быстро подбежав к ней, человек навалился всем телом. Та, заржавленная, пошла сначала туго, хотя без особого шума. Потом всё равно послушно закрылась. Завертев винт намертво, человек запечатал проход.

Теперь он мог осмотреться без опасений.

— Что же это такое?

Гермодверь надёжно перекрыла выход из тоннеля, и теперь оттуда, откуда пришёл человек, вообще ничего услышать было нельзя. Все звуки, что были в тоннеле, были рождены в нём же.

А их в нём почти не рождалось.

— Странно…

Человек прошёл вперёд и, вытянув ногу, тронул кончиком ботинка шпалы и рельсы. Ему это напомнило дорогу, и он опасался, что его затянет.

Но нет. Если эта железная дорога и была способна кого–то куда–то затянуть, то явно не человека. Посему он, немного поразмыслив, уже смело вскочил на неё и медленно двинулся вперёд.

Тоннель продолжался и продолжался, но идти по нему было не в пример легче, чем по канализации.

Единственное что — свет. Человек не заметил этого сразу, потому что лампочки тускнели постепенно, но в определённый момент он понял, что не может разглядеть своих ладоней, даже если держит их прямо перед своим лицом. Темнота. Всюду была лишь сухая темнота.

Человек обернулся и не увидел света вдали. Потом он снова повернулся вперёд, и у него, стоящего вроде бы как в центре могучего ничего, так закружилась от всех этих вертений голова, что он споткнулся и упал с рельс.

— А–а–а-а-а!

Он падал долго, гораздо дольше, чем должен был, и на землю приземлился внезапно, словно в мягкое болото. Была ли действительно земля такой мягкой, или человек, падавший слишком долго, расслабился и не получил урона именно поэтому?

— …я не знаю…

Он поднялся кое–как, потому что сложно сделать это в полной темноте, и вытянул вперёд руки, чтобы нащупать хоть что–то.

Ничего, совсем ничего. Вокруг была пустота.

Человек быстро сделал несколько шагов вперёд, чтобы нащупать рельсы, но их тоже не было.

Темнота.

Тишина.

Полнейшее и могущественнейшее ничего.

И человек потерялся.