После, поднеся палец руки ко рту, Герберт оскалился, ощерился, обнажая зубы, и ткнул пальцем прямо в блямбы. Глухой взрыв раздался где–то на городской окраине. Дверь клетки треснула и разлетелась на куски. Человек еле увернулся от прутьев.
— Получаешь то, что хочешь… — проговорил Герберт, смотря сверху вниз на человека, который прижался к полу. — Этот Город — мой Город, и я получил его, вместе со всеми, кто тут есть…
Герберт продолжал давить на блямбы, пристально глядя на человека, и продолжалось это так долго, что оба они и не заметили, как в лабораторию вбежал послушник в персиковом.
— Кто из вас Герберт?
— Я!!! — Герберт резко повернулся, раздражённый. — Чего тебе?!
— Гуру собирается произносить речь. Вы нужны ему.
— Речь? Да… точно… Я сейчас буду.
Послушник вышел, а Герберт снова посмотрел на человека.
— Видать, всё–таки не со всеми. Я чувствую город и людей, но не чувствую то, что под городом, не чувствую гуру и его слуг, и не чувствую тебя.
— Я тебя не понимаю… — человек поднялся на ноги и смотрел на Герберта напряжённо, перемены в учёном были для него столь резки, что очень пугали.
— Ничего. Всё будет в порядке. Этот Город — теперь он мой и твой, пойдём, — учёный поманил человека за собой. — Пойдём. Речь, значит, произносить будет…
Герберт неприятно улыбнулся. Блямбы на его дёснах пульсировали особенно часто.
Седьмая глава
Площадь уже буквально была забита до отказа, а послушники всё сгоняли и сгоняли народ. Сгоняли отовсюду. Герберт чувствовал это, знал, что вооружённые послушники никого не выпустят и теперь они готовы стрелять.
Гуру, бледный и напряжённый, охраняемый своими людьми, медленно стоял возле взорванной мэрии. Люди в толпе гомонили и переговаривались, кричали. Гуру растерянно смотрел на них, окружённый учениками.
— Я же… я же спас вас! — громко крикнул он, и толпа почему–то замолчала.
Гуру побледнел.
Его, кажется, это нервировало гораздо сильнее, чем если бы гомон продолжался, чем если бы на него кричали или даже если бы в него плевали.
К нему подошли человек и Герберт. Герберт ничего не показывал, но человек не мог избавиться от ощущения, что взорванное здании мэрии, наполовину развалившееся, сейчас напоминает какую–то башню, утёс. Человек смотрел на волнующееся озеро толпы с лёгким испугом. Много, как же много людей.
Герберта немного колотило, но это было радостное возбуждение, адреналин. Дёсны его пульсировали сладостной болью. Он знал, что в толпе есть неравнодушные. Осознание того, что Город — его, радовало и веселило. Совершенно внезапно в деснах его кольнуло, заставило обернуться, посмотреть на пыльные обломки, Герберт пригляделся и увидел там пистолет, тот самый, которым Феоктистов грозил ему. Учёный улыбнулся. Быстро подошёл к оружию, присел на корточки, поднял его и сунул за отворот пиджака. Город сам, сам ложился под него, как послушная шлюха, и это было прекрасно, Герберт чувствовал восторг, эрекцию, счастье.
Что же чувствовал гуру — трудно сказать. Никто этого не знал.
— Я пытался быть с вами… — он снова заговорил излишне громко, и голос у него сорвался, гуру захрипел, прокашлялся, и начал снова. — Я пытался быть с вами мягок! А вы… вы убили моих людей!
Только сейчас человек увидел, что среди трупов рыцарей–полицейских лежат трупы послушников в персиковом и тела обычных горожан.
Лицо у гуру покраснело. Старик сорвался на крик.
— Они были лучшими! Самыми лучшими!! Лучшими, чем все вы! Все вы, — гуру сделал широкий жест обеими руками, и так вышло, что в жест этот попали и люди, и ученики гуру, вообще все.
С медленно поднимающимся гомоном толпы у человека внутри холодело всё сильнее. Герберт улыбался, сложив руки на груди. Гуру же несло. Теперь он бегал по помосту, и даже больше, иногда подпрыгивал, как разъярённая обезьяна.
— Вы все за это ответите! — кричал он. — Я вас… я вас…
Чем больше кричал старик, чем больше краснело от злости его лицо, чем больше он брызгал слюной, тем больше гомонила и волновалась толпа. То тут, то там мелькали раздражённые оскалы, сжатые кулаки.
— Они же… они же не смогут сдержать их… — прошептал человек Герберту.
Тот, всё так же расслабленно улыбаясь, кивнул:
— Конечно не смогут.
— Они же нас разорвут…
— Конечно разорвут.
— Что же будем делать?
Герберт ничего не ответил.
Гуру к этому моменту уже не говорил ничего членораздельного, громко шипя. Его слюна капала на доски помоста. Ему хватало дыхания лишь на то, чтобы тыкать пальцем в толпу, в конце концов он глухо зарычал, снял с ноги сандалию и швырнул её в людей.
Толпа взревела и медленно сдвинулась вперёд, а гуру всё так же прыгал и бесновался.
Человек машинально отступил назад.
Герберт же глубоко вздохнул и развёл ладонями в стороны.
— Ладно, пора это заканчивать.
Как пловец с вышки, момент которого настал, Герберт двинулся вперёд. Ему показалось, что всё замедлилось. Сердце его особо не колотилось, всё было очень спокойно.
Гуру так и стоял спиной к нему, плюясь в толпу. Герберт шёл, гулко ступая. Когда до старика оставалась пара шагов, он достал из внутреннего кармана пистолет и направил его на старика.